Наука, со своими шокирующими открытиями, не только не принесла человечеству счастья, но возможно станет даже его убийцей. Однако есть ли такое понятие – «человечество»? Ведь желание во что бы то не стало утаить сокрытое зло, никак не могло родиться в разуме смертного.
Блицкриг нервно переминалась с ноги на ногу. Её распирало от гордости, что ей вообще позволили войти под своды Смотровой Башни Лиги Справедливости и даже не стали надевать на неё наручники, хотя её драгоценные перчатки и отобрали, но в то же время она явственно ощущала всю отчаянность положения, раз такую, как она, пустили на супергеройскую базу, как равную. При всём своём самомнении, Ева Вагнер слишком хорошо понимала, кем её давно уже привыкли считать. И потому сейчас, восхищённо глазея по сторонам, он никак не могла избавиться от ощущения, что в любую секунду пол под нею может разверзнуться, низвергая её в одиночную камеру без окон и дверей или просто на улицу с высоты нескольких метров. И этот почти иррациональный страх заставлял блондинку ещё внимательнее глазеть по сторонам, силясь напоследок запомнить обстановку в цитадели героев. Обрамлённые густыми ресницами глаза Блицкриг скользили по оружейным и информационным стендам, многочисленным мониторам и задерживались на окнах – суперзлодейка не могла отказать себе в удовольствии полюбоваться великолепными видами. Цвет её глаз, изменчиво-голубой, поражал бесчисленным множеством оттенков, как переливчатый шёлк в лучах солнца. Они были то синими – тёмными или светлыми, – то льдисто-голубыми, то принимали лазурную окраску моря. Эти изменчивые глаза, казалось, скрывали душу своей обладательницы, словно непрестанно менявшиеся маски, и лишь в редкие мгновения она как бы проглядывала из них, точно рвалась наружу, навстречу какому-то заманчивому приключению.
Увлёкшись любованиями видами и интерьерами, Блицкриг даже забыла об утрате перчаток, которыми так гордилась, и которыми дорожила едва ли не больше, чем собственной жизнью. С её аристократически бледного лица всё не сходила восторженная глуповатая улыбка. Впору было подумать, что если сейчас запереть её в какой-нибудь достаточно высокотехнологичной камере, и она так и будет пялиться на бронестекло и автоматическую систему подачи пищи, и думать забыв о внезапно обрушившемся на Землю конце света. Однако, стоило в зале ожидания возникнуть привычно зловещей фигуре Бэтмена, и Блицкриг тут же присела в книксене, готовая чуть ли не ползать у легендарного во всех отношениях героя, с которым ей даже некогда довелось схватиться, по крайней мере, она была в этом уверена, в ногах, умоляя позволить ей продолжить идти по пути исправления, на котором она никак не сможет обойтись без своих чудесных перчаток. Но стоило Бэтмену заговорить, и злодейка гордо выпрямилась, мысленно отметив, что той, казавшейся сейчас такой далёкой ночью, Женщина-кошка была права – кто бы ни скрывался под маской Бэтмена в музее, это был совершенно другой человек, и если модулятор голоса ещё мог обмануть, то сама манера держать себя у этого Бэтмена разительно отличалась. Секунду назад почти готовая просить прощения за ту встречу, Блицкриг поспешно прикусила язык и лишь многозначительно покивала, слушая рассуждения руководителя операции о слабостях противника. Её рубиновые губы изогнулись в кривоватой усмешке. В кои-то веки она оказалась права, посчитав главной слабостью врага излишние логичность и рациональность, элементарно мешавшие ему адаптироваться под изменчивые условия просто потому, что заранее предопределённый порядок действий выглядел уж слишком качественно выверенным, чтобы полностью от него отказываться.
Неделя едва успела начаться, а Блицкриг уже успела спланировать и провалить ракетный удар по Готэму, повоевать с армией инопланетных роботов, объединиться с теми, кто обычно вытирали ею пол, проникнуть в суперсекретную научную лабораторию, и даже встретиться с самим Бэтменом не где-нибудь, а в супергеройской штаб-квартире. Для неудачницы вроде неё это вполне тянуло на достижение.
– Вау! – с совершенно детским восторгом взвизгнула Блицкриг, подхватывая новые перчатки. Её лицо засветилось неподдельным счастьем. Она поспешила надеть обновку, с трудом сдерживаясь, чтобы не испытать новые мощности несколько растерявших в элегантности, но приобретших куда более эффектный вид перчаток прямо на столе. – Спасибо! Спасибо! – впору было подумать, что она повиснет у Бэтмена на шее с поцелуями, но в последний момент ей всё же удалось совладать с собой, вспомнив, где она находится, и только полная искреннего счастья улыбка всё не желала исчезать с её лица.
На первый взгляд, поставленная перед «Волчьей Стаей», как Блицкриг продолжала мысленно называть их команду поневоле, задача казалась вполне выполнимой. В конце концов, удалось же их троице успешно выжить в оккупированном Готэме и выполнить захват телепортатора в лаборатории, располагая куда менее совершенным снаряжением? Блондинка задумчиво потеребила косичку, запоздало сообразив, что вместе с новыми перчатками ей не помешал бы и костюм поприличнее.
– Вопрос первый, – неожиданно осторожно заговорила она, переводя взгляд с Охотницы на Бэтмена. – Я могу рассчитывать на полную амнистию и юридическую неприкосновенность, если выживу в этой войне миров? – злодейка робко улыбнулась. – И второй – можно мне и костюм под стать новым перчаткам? – она чуть ссутулилась, явно опасаясь получить по шее за наглость.
Блицкриг знала, что это плохая мысль, но так как хороших по-прежнему не было, она решила следовать этой.

Легко обвинять, легко жаждать мщения. Но когда посмотришь на вещи прямо, то замечаешь, как каждое событие завязано на другом, и что иногда вещи случаются потому, что они случаются. Никто не хочет признавать, что это так, поскольку тогда мы не сможем ни на ком выместить собственную боль.
Блицкриг криво усмехнулась, вертя в руках пятиконечное устройство, больше всего похожее на противопехотную мину из бульварной фантастики восьмидесятых, когда подобные многоугольные конструкции считались признаком всего прогрессивного. Таким дизайном наделяли бластеры инопланетян и пехотинцев армий будущего, космические корабли и даже кухонные комбайны конца тогда ещё не наступившего двадцать первого века. Мода на сглаженные углы и обтекаемый дизайн, насаждаемая одной известной «фруктовой» корпорацией, пришла куда позже. Указательный палец блондинки лёг на синюю кнопку и чуть надавил на неё, проверяя холостой ход. Еву так и подмывало активировать систему самоуничтожения, чтобы посмотреть, какой радиус будет у взрыва, но она слишком хорошо понимала, что после этого ей не то что придётся забыть о любой надежде на амнистию, а надеяться, что её просто не станут вытаскивать из зоны поражения, чтобы потом забить ногами.
Когда пятилетнему ребенку больно, он поднимает шум на весь свет. В десять лет он тихо всхлипывает. А когда человеку исполняется лет пятнадцать, он привыкает зажимать себе рот руками, чтобы никто не слышал ни звука, и кричит безмолвно. Мы истекаем кровью, но этого никто не видит. Мы привыкаем к отравленным плодам, растущим на дереве нашей боли.
– Задача ясна, – кивнула Блицкриг. – По возможности незаметно добраться до обозначенных на карте точек, разместить телепортаторы. Допустим, с этим мы справились. А дальше? Нас отзовут в штаб, или мы вступим в бой с армией инопланетных роботов при поддержке супергероев высшего ранга? – она многозначительно приподняла было брови, но внезапно изменилась в лице, оборачиваясь к Сноу. – Вот так, значит? Хорошо. Раз ты говоришь, что ты под контролем этого кремниевого урода будешь представлять настолько большую угрозу, то, думаю, никто не осудит меня, если мне придётся приложить все усилия, чтобы избавиться от злой тебя самым эффективным и радикальным способом, – Вагнер скрестила руки на груди, мысленно добавив: «Если найду таковой». В том, что их троицу решили использовать в качестве расходного материала, чтобы не жертвовать более ценными бойцами, она почти не сомневалась с самого начала. Как и в том, что если кого-то из их «отряда штрафников» решат пустить в расход, то это точно будет она.
Искупить вину кровью. Как поэтично! Любая игра кажется честной, если всех игроков надули в самом начале.
– Но, да, как нам быть, если окажется, что Брейниак со своим дюжинным интеллектом сумел просчитать, где мы с наибольшей вероятностью захотим разместить телепортаторы, и там нас будут ждать? Импровизировать и искать новые точки по наитию? Или превращать телепортаторы в дорогущие гранаты и умирать, но не сдаваться? Или драпать обратно в штаб для перегруппировки и корректировки плана? – Блицкриг нервно потеребила косичку. – То, что смерть предпочтительнее захвата роботами из космоса, я уже поняла, хотя умирать как-то совсем не хочется, – она развела руками.
Интересно, если бы операцию «планировал» Джокер, обыгравший Ра’с аль Гула в шахматы исключительно потому, что вообще не имел никакой стратегии, у нас было бы больше шансов на успех в схватке с обладателем безупречно, но полностью машинной логики? И не будет ли лучшим способом противостоять ему – поступать предельно нелогично?
Сама Блицкриг предпочла бы импровизировать на ходу. За свою не слишком длинную и ещё менее успешную суперзлодейскую карьеру она не раз и не два сталкивалась с ситуацией, когда всё шло совсем не по плану, и только удачная импровизация раз за разом позволяла ей не только оставаться на свободе, но даже добиваться хоть каких-то результатов, пусть и бесконечно далёких от желаемых.
После смерти все отправляются в ад, и дьявол их колет вилами в зад.

Человеческая жизнь, по крайне мере в одном, похожа на кино. Главные роли в нём играют родственники и друзья. Роли второго плана исполняют соседи, коллеги по работе, учителя и просто знакомые. Есть и те, кто занят в эпизодах: молодая кассирша с приятной улыбкой из соседнего супермаркета, готовый поддержать разговор на любую тему бармен в местном пабе, ребята, с которыми тренируешься в тренажёрном зале три раза в неделю. И тысячи статистов – тех, кто входит в нашу жизнь, но не задерживается в ней и, мелькнув лишь раз, бесследно утекает, словно вода сквозь решето.
Блицкриг обвела союзников поневоле задумчивым взглядом. Впору было подивиться, что для надёжности их отряд самоубийц не решили снабдить ещё и ошейниками со взрывчаткой именно на случай попадания под контроль Брейниака или добровольного перехода на его сторону. Окажись где-нибудь поблизости Аманда Уоллер, и вероятность того, что такой способ обеспечения безопасности операции сможет попасть на рассмотрение, стал бы отнюдь не призрачным. С другой стороны, Уоллер работала на правительство Соединённых Штатов, а Лига Справедливости была независимой организацией, и потому с тем же успехом руководителю инициативы «Отряд самоубийц» могли и вовсе не дать слова. А самостоятельно предлагать идеи, которые, скорее всего, её же и лишат головы, Блицкриг не спешила.
– А нет какой-нибудь звуковой частоты, которая, войдя в резонанс с гипнотронами Брейниака, вызывала бы их перегрузку и выход из строя? – внезапно даже для самой себя спросила Ева и тут же осеклась, пытаясь понять, что она вообще такое сказала. – Какой-нибудь звуковой бластер или что-то такое? – она почесала подбородок. – Чтобы можно было бить по ним с безопасной дистанции? – немка глупо улыбнулась. Она понятия не имела, какие почерпнутые ею из бульварной фантастики технологии доступны Лиге Справедливости, а какие – так и остаются всего лишь смелыми фантазиями писателей.
Самые великие творения человеческого ума принадлежат безумцам и являются всего лишь изменёнными до неузнаваемости монстрами из ночных кошмаров, приснившихся их творцам.
Блицкриг обвела союзников поневоле задумчивым взглядом. Ей не терпелось опробовать в деле модифицированные перчатки, да и само ожидание становилось всё более невыносимым. Каких-нибудь несколько часов назад в Готэме всё было просто и понятно – когда все силы уходили на отчаянные попытки остаться в живых, задумываться о высоких материях и рассуждать о судьбе планеты было некогда. Сейчас же перед нею во весь рост встал вопрос, а стоит ли вообще спасть мир, в котором ей от судьбы доставались лишь пинки и оплеухи? Вот только умирать ей по-прежнему не хотелось, а потому выбора у неё не было. Оставалось только сражаться с инопланетными захватчиками до конца.
– Если кого-то невозможно убить, его можно, скажем так, запереть. Завалить, обрушив здание, например, – с деланой невозмутимостью пожала плечами Блицкриг, глядя Сноу в глаза. – Но охотница права – нам определённо не стоит провоцировать друг друга. Даже такое ничтожество, как я, всё ещё может быть вам полезно, – она заставила себя улыбнуться.
Если ты думаешь, что уже ничто на свете не может тронуть тебя за душу, то ты лжёшь самой себе. В лучшем случае, ты мертва лишь временно. Удар молнии может реанимировать тебя без предупреждения.
– Пожалуй, я всё же загляну в тренировочный зал, – произнесла Блицкриг, поднимаясь из-за стола. – Стоит познакомиться с новыми возможностями моих перчаток, чтобы не попасть в глупую ситуацию в бою, – она улыбнулась, обводя соратников поневоле долгим взглядом обрамлённых густыми ресницами голубых глаз. – Задача предельно ясна. Остаётся только приступить к её выполнению. Дайте мне десять минут, и я буду полностью готова.
Альтернатив не бывает, движешься по прямой. Это потом, когда задумаешься, что всё могло бы пойти иначе, начинают мерещиться развилки – как подстриженное деревце бонсай или пучок молний. Если бы ты поступила по-другому, то сейчас бы это была не ты, а другой человек, и мучался бы другими вопросами.

Мы живём, потому что другого выхода нет. Привыкаем к определенному уровню боли и страха, знаем, что когда-нибудь всё это закончится, должно закончиться.
Блицкриг окинула просторный тренировочный полигон мрачным взглядом льдисто-голубых глаз и глубоко вздохнула. Её не покидала мысль, как некстати в её жизни всё происходит. Вот обязательно, как только затеешь стирку или уборку – так припрутся гости, как заляпаешь последнюю чистую одёжку – оказывается, что срочно нужно куда-то бежать и выглядеть при это при полном параде, а стоило ей разориться на по-настоящему зрелищный выпуск Величайшего Шоу на Земле, как грянуло инопланетное вторжение.
Люди умирают трудно, уходят, до конца не веря в то, что происходит это именно с ними.
Блицкриг остановилась перед манекеном и задумчиво посмотрела на обновлённые перчатки. Максимального поражающего эффекта ей, обычно, удавалось добиться, разряжая их в упор. Злодейка снова придирчиво осмотрела обновку и привычно напрягла пальцы. Из золотистых дисков на костяшках пальцев и локтях вырвались привычные язычки пламени, но сами перчатки едва различимо загудели. Блицкриг глубоко вдохнула, выдохнула и, с трудом сдерживаясь, чтобы не зажмуриться, чуть разогнула пальцы. В старых перчатках накопленный заряд высвобождался именно так. Злодейка приготовилась к отбрасывающему назад рывку, но вырвавшаяся из золотистых дисков на кончиках пальцев и ладонях взрывная волна устремилась вперёд неожиданно спокойно. А мгновение спустя она обрушилась на злополучный манекен, срывая его с креплений и разрывая пластиковую оболочку. Блондинка даже отпрыгнула назад от неожиданности.
– Обалдеть… – прошептала она, с восхищением глядя на новое оружие. Её рубиновые губы растянулись в радостной улыбке.
Никому не дано знать, что происходит в промежутке, отделяющем нас прежних от нас нынешних. Никому не составить карту той части ада, где живут тоска и одиночество. Нет таких карт и быть не может. Мы просто возвращаемся с другой стороны. Или не возвращаемся.
– Конец моим надеждам.
И где дитя и вера?..
И где та невинность,
которой гордилась?
Хоть теплится надежда
вернуть, что имела,
от даты рожденья
я к смерти стремлюсь… – внезапно затянула Блицкриг высоким, чистым голосом, идеально попадая в ноты. – И мне увидеть не пришлось
рожденье новых чёрных роз.
Ложе смерти засыпает снег… – она завертелась в смертельном танце на полосе препятствий, разнося их залпами перчаток, подныривая и перепрыгивая, чтобы оценить, с какой дистанции может разряжать взрывные волны без риска поджарить саму себя. – Здесь из падших ангелов лишь я.
И одинока песнь моя.
Но в небе шедевр мой будет скоро спет! – она полезла вверх по канату. – Конец моим надеждам.
И где дитя и вера?..
И где та невинность,
которой гордилась? – поднявшись почти под самый потолок, Ева внимательно посмотрела по сторонам. – Я как лань взмываю высоко!
Но боль, как рана, глубоко.
Пусть гасят свет и подключают ток… – она оттолкнулась от каната, делая сальто назад, и устремилась вниз в свободном падении. – Конец моим надеждам.
И где дитя и вера?..
И где та невинность,
которой гордилась?
Хоть теплится надежда
вернуть, что имела,
от даты рожденья
лишь к смерти стремлюсь… – когда до пола оставалось меньше метра, Блицкриг разрядила перед собой перчатки, почти не рассчитывая на успех, но взрывная волна отбросила её назад, лишь чудом не опалив брови и косички. – Хоть образ свят, но он без лица.
Смерть жду без молитвы.
Нет надежд.
Нет любви.
Нет времён.
Но есть молчанье, – пропела она, распластавшись на спортивном матрасе. – Конец моим надеждам.
И где дитя и вера?..
И где та невинность,
которой гордилась? – Вагнер, рисуясь, грациозно вскочила на ноги. – Это конец всех надежд
вернуть мне всё назад… – она посмотрела по сторонам и заметила в стороне от разгромленной полосы препятствий потрёпанный танк, явно служивший именно что учебной мишенью. – Хоть теплилась надежда
вернуть то, что имела,
от даты рожденья
лишь к смерти стремилась… – злодейка подскочила к давно списанной боевой машине и напрягла пальцы. Из золотистых дисков на перчатках вырывались язычки пламени, становясь всё выше, давая понять, что заряд накопился. – Конец всем тем надеждам.
Забудь дитя и веру.
А-а-а, нет тех надежд!.. – мощный взрывной разряд снёс гусеницу вместе с катками, проделав в борту боевой машины массивную оплавленную дыру. Запахло горелым металлом. Блицкриг довольно кивнула и хлопнула в ладоши.
Жизнь – карусель, на которой никому не дано удержаться надолго. И она всегда в конце концов возвращается на тоже самое место, замыкая круг.
Разгорячённая разминкой и бесконечно довольная её результатом, Блицкриг не заметила подвоха в вопросе Сноу и радостно сделала шаг вперёд, вскидывая сразу обе руки.
– Кто готов спасать мир? – она напрягла пальцы. – Я! – из золотистых дисков на перчатках вырвались яркие языки пламени.
Тупее курицы может быть только готэмский суперзлодей.

Новый костюм хоть и сидел на ней как влитой, все же, Кейтлин чувствовала себя в нем не в своей тарелке, но определенно привыкнет. Выбора не было.
Возможно, Сноу не помешало бы немного потренироваться вместе с остальной своей боевой командой, но даже несмотря на ее, казалось бы, безграничные силы, она всегда предпочитала опираться больше на свой ум, нежели на мощь. Но кого она будет обманывать – Фрост тут присутствовала именно как грубая сила, а не лабораторная мышь в халате.
Как девушка и предполагала, ее встретил шум из тренировочной базы. Разумеется, в большей степени это была Ева. Но, она хотя бы оправдывала себя и свое имя громким голосом и занимала собой все пространство. И именно она была из тех людей, про которых говорят: она шумит даже когда молчит.
Впрочем, винить ее было нельзя. Каждый справлялся со стрессом, как мог.
Охотница же, с присущим хладнокровием была тише, но занималась своим делом. Фрост же чувствовала… да ничего она не чувствовала. Ей были на пользу эти минуты наедине с собой в лаборатории, чтобы собрать мысли в кучу и понять, что нужно делать. Теперь она лишь покачала головой, оглядывая обеих женщин.
Резко подняв руки вверх и создав ледяную стену, ограждаясь от огненных струй, Сноу нервно шикнула на Еву.
- Я надеюсь, Бэтмен знает, что делает, раз выдал оружие ребенку, - зыркнув на Блицкриг и взмахнув пальцами, созданная преграда растворилась в воздухе. – Аккуратнее, или мы тут все помрем преждевременно.
Умирать не хотелось, но Сноу была реалистом и такой возможности не упускала. Впрочем, как уже говорила: будет делать все, что в ее силах. Наверное, эту фразу произносил чуть ли не каждый из героев. По крайней мере, так казалось Фрост. Возможно, она и ошибалась. Выяснять не хотелось.
Она устало покачала головой. Иногда она чувствовала себя заботливой мамочкой, которой приходилось время от времени напоминать о том, что мир – это опасное место и нужно быть внимательней. Хотя, она скорее придерживалась тактике «кинуть в гущу событий и пусть учатся на своих ошибках». Сурово, но мир ничуть не лучше.
- Судя из пламенной и вдохновляющей речи Бэтмена, - Кейтлин сделала красноречивые кавычки пальцами, явно намекая, что это было далеко не так, - уже стало понятно, что в лобовую атаку мы не сможем пойти. Разве что не придумаем что-то получше, чем льдинки, огонь или стрелы. Но выхода у нас особо нет.
Фрост призадумалась над словами Охотницы. Да, таков был план, но все могло пойти по одному месту при любой возможности. Это было довольно угнетающе.
- Такой был план, - подтвердила свои мысли Сноу, - но я не стала бы сильно распыляться на этот счет. Но, если вы, дамы, готовы, нам нужно выдвигаться, время не ждет.
Девушка сделала пару шагов к выходу.

Все жаждут найти героя без страха и упрёка. И пока его не нашли. Увы, на дворе, в конце концов, двадцать первый век, время не д’Артаньяна и Джека Обри, а Роршаха и Комедианта.
Вагнер благодарно улыбнулась Сноу. Она покривила бы душой, если бы сказала, что редко слышит комплименты в свой адрес, но в основном они доставались именно Еве, когда она надевала какой-нибудь легко снимающийся вычурный костюм и выходила на сцену кабаре, а отнюдь не Блицкриг, когда та надевала злодейскую маску и выходила на ночные улицы Готэма. Но стоило ей встретиться с напарницами поневоле глазами после своей речи, и расправившиеся было плечи Евы невольно опустились. Все её красивые слова оказались никому не нужны. Немка невольно вздохнула. Это в кино и книгах герои пафосно произносили вдохновенные речи, и из соратники бесстрашно бросались в бой, который просто не мог начаться, пока все важные слова не будут сказаны. В жизни всё оказалось куда прозаичнее – сухой брифинг без лишних слов и витиеватых выражений, выдача снаряжения и отправка в безнадёжный бой. Блицкриг передёрнула плечами. Ей хотелось, чтобы всё было как в каком-нибудь старом приключенческом фильме. В них герои, обычно, доживали до конца. И до сих пор всё складывалось именно в духе давно забытой бульварной фантастики. Вот только она с каждой минутой становилась всё больше похожа на предельно натуралистичную военную драму, в которой герои могли погибнуть в любой момент просто потому, что такова мрачная правда жизни. Блицкриг ссутулилась, уставившись себе под ноги.
Одна тысяча девятьсот девяносто третий стал годом, когда Супермен умер, а по Веному запустили отдельную серию. Просто помните об этом. Интересно, чем запомнится год две тысячи двадцать третий?
Блицкриг молча взяла у Киборга портативную рацию и заправила её в ухо. Внезапно она вздрогнула всем телом и невольно обняла себя за плечи. Ей было страшно, но она не хотела признаваться в этом даже себе. Без помощи Сноу и Охотницы, она была бы уже трупом. И уже давно её не одолевало настолько сильное желание выжить любой ценой. Впору было даже удивиться такой жажде жизни. Только жизнь заставляет страдать. Умереть не больно. Умереть – уснуть. Смерть – это конец, покой. Почему же тогда ей не хочется умирать? Блицкриг помотала головой, прогоняя наступающую панику, и перевела взгляд на телепортационную платформу. В том, что полёт в Метрополис станет билетом в один конец, она не сомневалась. Даже если они выживут и успешно выполнят задание, её обратно в Смотровую Башню Лиги Справедливости пустят, разве что, заковав в наручники. Добрых и справедливых, что в Готэме, что в Метрополисе было не больше, чем золотого песка на речном дне. И она не была одной из «них», она не была героиней. Вот только сейчас это не имело никакого значения. Угроза из космоса была слишком серьёзной, чтобы перед её лицом вспоминать старые распри. Блицкриг усмехнулась. Выживет она или умрёт, об этом никто даже не узнает. Что проку становиться супергероиней, если за все усилия ты не получишь никакой награды? Суперзлодеи становились известными куда быстрее, проявляя куда меньше щепетильности в своих намерениях и методах. Вот только сейчас вопрос стоял в выживании, и ради него Ева Вагнер была готова объединиться с теми, от кого обычно не ждала ничего хорошего.
Многочисленными оправданиями своих грехов мы пытаемся загладить вину, чтобы заставить утихнуть совесть и попытаться спасти свою душу, а, точнее сказать, то, что от неё осталось.
– Скоростной лифт в ад? – нервно хихикнула Блицкриг, ступая на платформу, и молча кивнула Киборгу. Отступать было поздно. Ей было страшно продолжать. Но она отбросила мысли. Она обязана была идти вперёд.
Апокалипсис стал чем-то банальным после мыслей о миллениуме. В этом мире нет чего-то объективного, и конец для каждого свой. Стоит ему посетить тебя, и ты не подумаешь, что он банален.

Если бы у Фрост срабатывали рвотные позывы каждый раз, когда она видела или чувствовала что-то неприятное, но непременно заработала себе какую-никакую славу. Но, ах, да, это чувство, ровно, как и сон и нормальное чувство голода в ней отсутствовало.
Поэтому, когда за какие-то секунды преодолев несколько тысяч километром, Сноу лишь открыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь ощутить, все ли в ее теле было нормально.
И честно говоря, лучше бы она глаз не открывала.
Сноу не редко приходилось видеть и кровь, и внутренности там, где их быть не должно, но общая картина, в которую они попали по щелчку пальцев, наводила на весьма пессимистичные мысли. Фрост чуть приподняла подбородок, и сжала челюсти. И хоть она и понимала, что без жертв не обойдется, в глубине души надеялась на обратное. Впрочем, сейчас она была даже рада, что не могла в полном объеме показать свои эмоции.
Вряд ли это был спланированный акт, потому что, у нее было опыт общения с поехавшими злодеями. Если бы они хотели показать свое превосходство, то непременно сделали это с некой долей артистизма, где-то на видном месте. А здесь же… они оказались не в том месте, не в то время, ровно, как и сама Фрост несколькими часами ранее.
Ей, в отличие от своих напарниц было куда проще смотреть на это со стороны, но это не значит, что совсем никаких эмоций она не выдавала. По крайней внешне – точно. Внутри, она была готова разнести весь флот Брейниака собственными руками, даже несмотря на предостережения. Но, так же Кейтлин старалась вспомнить и слова Бэтмена на этот счет. Лезть неизвестно куда, да еще и неподготовленными не хотелось. Нужен был план. Ну или по крайней мере – придерживаться старому.
- Отличное место для поднятия командного духа, - мрачно проговорила Сноу, отойдя в сторону, к разбитому окну, откуда открывался некогда прекрасный вид. Нельзя было винить Киборга за то, что он ложанулся с телепортом, но отдельное спасибо за то, что мысль о неправильно выстроившихся молекулах на выходе из телепортатора будет не единственной обеспокоенностью Фрост.
Только когда она услышала в своей голове голос Охотницы, Сноу обернулась. Она кивнула, все еще собираясь с мыслями, а затем, недолго задержавшись на команде, проговорила:
- Будем надеяться, что нам удастся сделать хоть что-то, - она не питала надежд, но все же, оценивала ситуацию со стороны имеющихся сил. – Удачи, леди, если что, зовите. И пожалуйста, без глупостей.
Еще раз кивнув, Сноу сделала шаг из окна и скрылась в клубах холодного воздуха, направившись на восток.

Никто не поверил бы даже в самом начале второго тысячелетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались своими делами, их исследовали и изучали, может быть, так же тщательно, как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольством сновали люди по всему земному шару, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом ведет себя так же. Никому не приходило в голову, что более старые миры вселенной – источник опасности для человеческого рода; даже когда существование внеземных цивилизаций перестало быть хоть для кого-нибудь тайной, самая мысль о смертельной угрозе из космоса казалась всем недопустимой и невероятной, достойной стать лишь сюжетом для бульварной фантастики.
Блицкриг накинула на плечи отвратительно вонявшую палёной плотью и нечистотами некогда роскошную дублёнку, сейчас похожей, разве что, на шкуру, в которую мог бы завернуться какой-нибудь совсем уж отчаявшийся замёрзнуть морозной ночью Ледникового периода кроманьонец. Злодейка отнюдь не страдала от холода, хоть на дворе был и не май месяц, а на задание её отправили далеко не в Африку, но плотная ткань могла хоть на какое-то время скрыть тепло её тела от датчиков механической армии космического захватчика, да и грязная кожа, по цвету почти неотличимая от покрывавшего улицы асфальта, бросалась в глаза куда меньше, нежели её цветастый дирндль. Лучшим способом замаскироваться в городе всегда было переодевание в какую-нибудь униформу, вроде полицейской или почтовой, или в обноски, позволявшие сойти за бродягу. На людей в форме и бездомных мало кто обращает внимание, считая первых едва ли не ходячей мебелью, а вторых – самостоятельно ползающими кучами мусора. И именно под кучу мусора сейчас пыталась замаскироваться Ева Вагнер. Ей было не привыкать – не раз и не два она спасалась от ареста, прикинувшись кем-нибудь из своих же заложников или безобидной бродяжкой, благо актёрские способности позволяли юной красотке убедительно перевоплотиться в побитую жизнью женщину средних лет, крепко подружившуюся с бутылкой. Ева глубоко вздохнула. От чего она сейчас точно бы не отказалась, так это от бутылки рома, вот только задание требовало от неё сохранять трезвый рассудок. А он упорно твердил, что у такой неудачницы, как она, нет ни единого шанса не то что выполнить задание и выжить, но даже вообще добраться до Геральд Ордвей Драйв.
Когда большинство людей испытывает потребность в каком-то деле, слабые и те, которые сами себя расслабляют бесконечными рассуждениями, выдумывают религию, бездеятельную и проповедующую смирение перед насилием, перед волей божьей.
Ева облизнула пересохшие губы, осторожно выглядывая из-за обугленного автомобильного остова. На мосту, до которого ей каким-то чудом удалось добраться незамеченной, застыла длинная – от берега до берега – вереница обгорелых машин. Своеобразная скульптурная группа – плод фантазии обезумевшего ваятеля – которая могла бы называться «Последний затор в жизни человечества». Здания, некогда гордо вздымавшиеся на самом берегу, теперь напоминали подбитые брызгами песочные замки. И лишь заунывный вой ветра, словно оплакивающий сотни загубленных душ, нарушал гробовую тишину. Среди искорёженных железобетонных конструкций виднелись груды дочерна обожжённых костей. Пожар, унёсший всё живое, расплавил спортивные снаряды на детской площадке неподалёку. Качели повалило взрывом набок, обрушились балки карусели. Аккуратно разграфлённые клеточки «классиков» навсегда впечатались в асфальт, на котором возле обломков трёхколесного велосипеда лежало и обгоревшее тельце его владелицы, о чём можно было догадаться только по приплавившемуся к асфальту розовому бантику. Блицкриг успела заметить движение и распластаться на асфальте за сгоревшим автомобилем до того, как из тени показался зловещий силуэт.
Мощная металлокерамическая ступня с хрустом подмяла детский череп. Хромированный корпус замер на месте, обдуваемый порывами ледяного ветра. Электронный глаз робота запечатлел картину города, лежавшего в руинах. Вытянутая металлическая голова медленно развернулась вокруг своей оси на механической шее. Инфракрасные излучатели, служившие роботу глазами, ощупывали пустые улицы в поисках расселин и канав, где ещё могли прятаться последние уцелевшие люди. Ни малейшего проблеска эмоций не отражалось в глазах кибернетического устройства. Вся мощь этого искусственного интеллекта, усиленного безграничными возможностями визуальных и термальных сенсоров, была нацелена на охоту и травлю всего живого. Люди должны припомнить, как беспощадно они сами уничтожали не только животных, таких, как вымершие бизон и птица додо, но и себе подобных представителей низших рас. Жители Тасмании, например, были уничтожены до последнего за пятьдесят лет истребительной войны, затеянной иммигрантами из Европы. Разве сами люди такие уж поборники милосердия, что могут возмущаться миньонами Брейниака, действовавшими в том же духе?
Блицкриг распласталась на асфальте, осторожно выглядывая из-под брошенного джипа. Робот развернулся и неспешно зашагал куда-то вглубь разорённой улицы. А откуда-то сверху послышалось не предвещавшее ничего хорошего шипение реактивных двигателей. Вращая во все стороны всевидящими щупальцами, над самым мостом пролетел похожий на сигару корабль. Блицкриг вжалась в грязный асфальт, сворачиваясь под дублёнкой в позе эмбриона и задерживая дыхание. Она уже успела выучить интервал пролётов кораблей Брейниака и успевала спрятаться в салоне или под днищем очередной машины, когда в небе появлялся очередной летающий глаз. Шипение стало громче и остановилось на месте, но почти сразу же изменилось, выдавая движение летающего охотника, а потом начало отдаляться. Ева поспешила выползти из-под ненадёжного укрытия и, пригибаясь и то и дело приседая, устремилась вперёд, надеясь успеть миновать мост до того, как над ним покажется очередной летун. Она успела нырнуть в полную грязной воды дренажную канаву как раз вовремя, чтобы следующий патрульный корабль прошёл мимо, проведя лазерным сканером в считанных миллиметрах от её макушки. Блицкриг скрылась под мутной водой с головой, задерживая дыхание. Секунды растянулись на часы, минуты стали казаться бесконечными. Сердце девушки бешено колотилось, усугубляя расход бесценного кислорода. Еве начало казаться, что она задохнётся раньше, чем безжалостная машина улетит в своих бесконечных поисках биологической добычи, но искажённый водой гул реактивных двигателей начал стихать, возвещая, что опасность миновала. Блицкриг выскочила из воды, как пробка, жадно хватая ртом воздух и яростно отплёвываясь. У неё во рту появился отчётливый привкус соли и машинного масла. Она выбралась на дорогу, выжимая промокшие косички, но тут же нырнула обратно в канаву, в последний момент заметив идущих по перекрёстку роботов. Внезапно сенсоры отреагировали на цель. На карте местности, покрытой сетью цифровых координат, которую видели перед собой роботы, показалась движущаяся точка. Электронный компьютер молниеносно вычертил траекторию удара с несколькими вариантами поправок в случае изменения направления движения цели. Самая оптимальная траектория мигала разноцветными огоньками. Роботы синхронно повернули головы в сторону источника подозрительного шума, но внезапно поднявшиеся из кустов, шумно хлопая крыльями, вороны тут же заставили сработать протоколы ложной тревоги. Расчёты всё того же безупречного в своей бездушной логике компьютера заставили охотников-уничтожителей списать подозрительную активность на слетевшихся на запах падали птиц. Блицкриг осторожно приподняла голову над водой, чтобы сделать вдох, и, то и дело ныряя, на четвереньках двинулась вперёд, временами поглядывая по сторонам.
В городе царило обманчивое спокойствие. Кругом тишина, не считая нарастающего и уходящего свиста патрульных кораблей и гулкого эха шагов механических солдат Брейниака. Это поле битвы освещается ночью. Днем это пустынное серое молчание, где нет движения – лишь кошки, крысы и жирные белые личинки, копошащиеся в мусоре.
В песочнице валялась забытая каким-нибудь ребёнком кукла с торчащей рукой. В её чёрных глазёнках-пуговицах отражался тёмный, безумный ужас, как будто она, пока лежала здесь, подслушала все страшные тайны города. Блицкриг скинула впитавшую слишком много воды и ставшую невыносимо тяжёлой дублёнку и обняла себя за плечи. Ей было холодно, она устала и проголодалась. Невыносимо хотелось пить. Девушка всхлипнула и глубоко вздохнула. В треснувшем зеркале заднего вида опрокинувшегося мотоцикла, брошенного совсем рядом с песочницей, отражался потрёпанный небоскрёб. Именно до его крыши ей было необходимо добраться. Блицкриг облизнула пересохшие губы и, осторожно высунувшись из кустов, внимательно посмотрела по сторонам. Впору было подумать, что Брейниак решил превратить Геральд Ордвей Драйв сорок семь в приманку – его роботы подтянулись к руинам «Дэйли Плэнет», явно кого-то ожидая, но к небоскрёбу не подходили. Вот только с их позиции он прекрасно просматривался. Ева мрачно вздохнула. Она и подумать не могла, что сумеет настолько близко подобраться к пункту назначения, только чтобы погибнуть на самых подступах. В её голубых глазах отразился оплавленный хвост реактивного истребителя, и она невольно моргнула. В паре сотен метров от мёртвой детской площадки лежал на смятых в металлолом автомобилях каким-то чудом уцелевший при жёсткой посадке самолёт. Фонарь фюзеляжа был расплавлен лазером, испепелившим командира и срезавшего второму пилоту половину головы. Блицкриг осторожно выползла из кустов и, под их прикрытием, поползла в сторону разбившегося истребителя. Роботы определённо не видели в нём угрозы, а потому даже не потрудились выставить рядом хотя бы одного часового. С другой стороны, чем им мог угрожать разбитый самолёт, чей экипаж был мёртв, как гвозди в притолоке? Блицкриг осторожно вскарабкалась на помятое крыло и подползла к вскрытой лазерным лучом кабине. Её глаза широко распахнулись. По приборной панели, почти не пострадавшей в момент гибели экипажа, всё ещё бегали тусклые огоньки. Немка облизнула пересохшие губы, разглядывая переключатели. Попытка у неё была только одна. Блицкриг бесшумно соскользнула кресло командира воздушного судна. Она знала, что это плохая мысль, но так как хороших по-прежнему не было, то решила следовать этой. Её пальцы замерли над приборной панелью, а глаза забегали по кнопкам и рычажкам, пытаясь понять, какую же кнопку нужно нажать. Она чувствовала, как по её шее и спине струится холодный пот. Наконец, её глаза остановились на табличке «Сброс ракет». Палец тут же нажал на кнопку, и одна из так и не выпущенных истребителем ракет с глухим стуком упала на асфальт.
– Давай, металлолом, стреляй, или я тебя до конца доломаю! – в панике прошипела Блицкриг и со всей дури ударила кулаком по кнопкам. Внезапно послышался характерный рёв сопел, и оставшиеся три ракеты устремились в сторону обернувшихся на звук, но не успевших среагировать роботов. А мгновение спустя сработали и катапульты. Блицкриг извернулась в кресле, обнимая руками и ногами спинку. Мёртвого второго пилота понесло в сторону разгромленного здания «Дэйли Плэнет», и через несколько секунд он уже покачивался под куполом парашюта прямо под прицелами патрульных роботов. А вот Блицкриг своими телодвижениями нарушила траекторию кресла, и его траектория извернулась в сторону заветного сорок седьмого дома. Поток встречного воздуха оторвал незадачливую девицу от спинки кресла-катапульты как раз в тот момент, когда она пролетала мимо расплавленного лазерным лучом окна, и инерция закинула её внутрь, неслабо приложив об пол. Кресло же, избавившись от лишнего груза, умчалось в противоположном от небоскрёба направлении. Из обгоревшего парашютного ранца выбросило бесполезные стропы.
Шанс на выживание повысился от нулевого до минимального.