Она все еще жива, что странно, ведь казалось, что сердце остановилось еще там, на нижних уровнях тюрьмы Белль Рив, когда один миг разделил всё на “до” и “после”. Последующие события как в тумане: Дина едва помнила карабканье по шахте лифта, безумную гонку куда-то с какой-то наивной и дурацкой надеждой поспеть, запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда. И, что самое безумное, она искренне верила, что получится, до последнего надеялась, что выбраться удастся; что и в этот раз получится разрулить ситуацию, ведь всегда получалось… А потом ничего. Пустота, что долгое время держала внутри, захлестнула, накрыла с головой и проглотила. Канарейка помнила, что в последние минуты перед отключкой не дышала, но так ведь не могло продолжаться долго, верно? Она погрузилась в сон, где видела себя со стороны — смехотворно бесстрашную, всегда рвущуюся в бой и непременно теряющую тех, кто был дорог. Можно сколько угодно кричать, лить слезы и биться в истерике о глухие стены. Итог неизменен: так или иначе Дина всегда оставалась одна лицом к лицу со своим самым большим страхом — потерять близких.

Страх этот подкрадывался все ближе, пробирался за шиворот, а после обволакивал все тело, словно вторая кожа.

“Открой глаза”, — приказал он, и Дина подчинилась.

В своему удивлению, она увидела совершенно привычный мир, который не перевернулся с ног на голову. Все в нем шло своим чередом: дети взрослели, листья на деревьях взрастали и отмирали по осени,люди, за которых готова была душу продать по-прежнему существовали, но не рядом, в зоне видимости, а где-то там, на отдалении. И им было хорошо. Вдруг Канарейка поняла, что она чувствует легкость от этой мысли. Рядом нет никого, и это их выбор, она не требует к себе внимания и не держит никого насильно, вцепившись всеми правдами и неправдами. Оказавшись на расстоянии от людей, которых прежде могла назвать близкими, Дина осознала, что они находятся в безопасности от нее. Она не доставит проблем, не вовлечет ни в какую сомнительную авантюру и не будет грызть локти, снова оступившись.

Смешно… Дина сама себе хозяйка и имеет право выбрать путь, не озираясь на реакцию других. Их одобрение ей не нужно… точно также как и им её маниакальная привязанность и страх потерять. Внезапно Канарейка поняла, каким эгоистичным было её желание привязать к себе, заставить другого посмотреть на мир ее глазами и увидеть, что её взгляд прекрасен. Глупая дурочка, которую потери, боль и искупление ничему не научили…

Видение развеялось, и она обнаружила себя в хорошо освещенном кабинете. Не сразу удалось сфокусировать зрение, но когда получилось, Дина поняла, что полулежит в кресле, а руки и ноги привязаны. Уже в который раз за сегодняшний день она отметила прозорливость госструктур: второй раз на одни и те же грабли эти ребята явно наступать не собирались. Она находилась в помещении одна. Попыталась проверить надежность ремней — держали хорошо, едва удавалось пошевелить запястьями и щиколотками. Тогда покрутила головой, надеясь усмирить боль в затекшей шее, и выпрямилась на сиденье.

Голова гудела. Картинка перед глазами периодически растягивалась и плыла — но это временные последствия действия усыпляющего газа, которые вскоре должны пройти.

Звук приближающихся шагов по коридору заставил напрячься. Резко вспомнилась причина, почему Дина находится здесь и сейчас. Сделалось хреново на сердце. Канарейка сглотнула. В помещение вошел высокий мужчина, военный, судя по выправке. Уж вояк за свою жизнь она повидала даже слишком много и научилась выделять их из толпы, будь они и в гражданской одежде.

Мужчина сел за стол перед ней, сцепил руки в замок и уставился изучающим взглядом. Ни тебе “здравствуйте”, ни “как поживаете?” — знает, что лишнее это.

— Я хочу пить. — произнесла она осипшим голосом. Облизнула пересохшие губы. Знала, что не в её положении о чем-то просить. Сам факт того, что она очнулась не в тюремной камере — уже странность. Должно быть, впереди ожидает пытка. Но пока ведь она не началась, так? — Пожалуйста, — добавила она, приподняв брови в по-детски жалобном выражении.

Дина думала о чем угодно, кроме того, в каком положении оказалась. Происходящее казалось ей нереальным, дурным сном, несмешной комедией, которую в любой момент можно выключить и вздохнуть с облегчением: все не по-настоящему. Но увы, нажать на кнопку пульта нельзя — все происходило на самом деле. И ей придется столкнуться с последствиями прежних решений, из-за которых она оказалась в тюрьме.

Глоток воды чуть прояснил сознание. Голова по-прежнему казалась набитой ватой, но теперь хотя бы шум в ушах притих. Она осознавала какая пьеса разворачивается прямо сейчас перед глазами: она приперта к стене и теперь из Канарейки можно вить веревки. Канарейки… будет ли она впредь так называться или отныне её будут знать лишь по тюремному номеру, пришитому на спину оранжевой робы?

Вдруг сделалось тревожно да так, что на месте сидеть выходило с трудом. Дина металась, обшарила глазами помещение, остановилась на полковнике, надеясь, что он должен знать ответ на её вопрос.

— Что с Барбс? — она пыталась говорить ровно, однако волнение заставило голос дрогнуть. Не моргая Дина выжидающе уставилась на мужчину.

— С ней все в порядке. Полагаю, в данный момент с ней и с мистером Грейсоном беседуют.

“Беседуют”. Под этим словом могло подразумеваться многое.

— Не волнуйтесь, физическую силу к вашим друзьям пока не применяли, — словно прочитав её мысли добавил Флэг.

Пока не применяли. Но все может измениться, верно? Дина нервно сглотнула, а затем в один миг приказала себе успокоиться и собраться. Как известно, необдуманные поступки чаще всего имеют необратимые последствия, о которых будешь жалеть. Как знать, вдруг если бы Ричи не махнул рукой на план и не ринулся в противоположном направлении, быть может их двоих бы теперь не было в этих стенах? И пусть мысль о том, что пришлось бы оставить Барбару была крайне неприятна уже сама по себе, от того, что прицепом к ней приклеился еще и Грейсон удовольствия отнюдь не доставляла. Непрошенные воспоминания о четвертом члене отряда Дина гнала от себя как метлой. Только не это. Она не готова анализировать случившееся. Может быть когда-нибудь потом, но явно не сейчас.

Возвращаясь к мысли о судьбе друзей, неожиданно для себя Дна догадалась, что и их не держали бы где-то рядом просто так. А значит и они для чего-то нужны. Вот только для чего?

Ответ не заставил долго себя ждать.

— Имя одного из богатейших людей страны у всех на слуху, — отозвалась она. — Слежку и всего-то?

Дина вопросительно подняла брови. Слишком просто все выходило, любой агент мог сидеть в кустах денно и нощно и передать информацию напрямую Уоллер. Так для чего понадобилась именно она? А значит кто-то здесь что-то не договаривает.

— Вы не понимаете, миссис Лэнс, — со вздохом ответил полковник. — Потребуется наблюдение с более близкого расстояния, если понимаете о чем я.

Всё замечательнее и замечательнее! Десять лет назад Дина думала, что жизнь закончена. У нее было разбито сердце, а на плечи давил неподъемный груз вины. Тогда она не знала, как жить, как дышать, лишившись самого дорогого человека, который и был для неё всем миром. Теперь же она содрогалась от тихой ярости к нему, нет, тому, что от него осталось и что нельзя было назвать Куртом Лэнсом в полной мере.

Внезапно для самой себя Дина разразилась хохотом. Приступ не отпускал несколько минут. Слезы катились по щекам — слезы ненависти к собственной глупости, доверчивости, веры в лучшее. В тот момент Канарейка ненавидела саму себя.

Она захлопала в ладоши.

— Браво! — визгнула она. — Просто браво! Гениально разыгранная партия. Всё это именно для этого, да? Что ж, поздравьте от меня вашего лучшего агента, который отыграл как на нотам, ни разу не ошибся, чем очередной раз доказал профессионализм. Я бы просила для него повышения в звании. Хотя на кой черт оно тому, кого нет? Или нет, пусть подавится своей победой. пусть знает, что в очередной раз заставил почувствовать себя никчемной идиоткой, которая какого-то дьявола до сих пор верила ему.

Последние слова произносились с трудом. Горло сдавливало рыдания, из-за слез ничего не видно, но пусть. Дина навсегда запомнит день, когда оказалась на самом дне. Единственный путь — наверх, верно? Хуже быть не может, хуже просто невозможно.

— Все спланировано изначально, — поникшим голосом добавила Канарейка. — Моя кандидатура изначально была выбрана для поездки в Сиэлт, верно?

Слабый кивок Флэга в ответ. Он, впрочем, мог никак не реагировать, Дина знала, что так оно и было.

— Если вы смогли убедить своих друзей проникнуть на самый охраняемый объект штата, то вы, определенно, та кандидатура, что нам нужна.

Дура, дура, дура! Какая же ты дура, Дина Дрейк! Как ты могла попасться на эту удочку? Такую простую… Но, как поется в песне “Одни хотят использовать тебя, другие хотят быть использованными тобой”, и Дина была из числа тех, кто хотел обмануться.

Наступила тишина, нарушать которую никто не спешил.

— Я согласна, — наконец, произнесла Канарейка, глядя пустыми глазами перед собой.

Ничего другого ей не оставалось.