- Мне хотя бы двойной оклад полагается за то, что буду делать чужую работу? – полюбопытствовала Кристина, сидя на пассажирском сидении небольшого фургончика, мчавшегося по улицам Готэма.
- Да ладно тебе, ты же в штате «СитиКлинингКомпани», значит, мыть окна - твоя работа, - возразил водитель, скользя на мокром асфальте. С утра прошел небольшой дождь, ненадолго сбив духоту и летнюю пыль.
- Моя работа – мыть окна на высотках, - вяло попыталась сопротивляться Легранж, глядя, как мимо мелькают опоры уличного освещения. – Мыть окна небольших магазинов без подъема – обязанность Бэна.
- Бэн еще неделю будет в гипсе ходить, так что не ной. Помнишь слоган? С пылесосом, шваброй, тряпкой - к блеску, чистоте, порядку! – гнусаво пропел водитель, сворачивая на перекрестке направо. Девушка не поддержала корпоративную этику, и по ее лицу было ясно, что перспектива работать за себя и того парня без дополнительной оплаты – как-то не очень вдохновляет на трудовой подвиг.
- У тебя сегодня по графику – цветочная лавка, его держит мисс Тиара, весьма милая леди, так что будь пай-девочкой, потом булочная - через два дома, и два бутика. Не забудь подписать акты, когда все сделаешь, - на колени Кристине прилетела серая папка с бумагами. – Если успеешь - привези в офис сегодня, если нет – завтра отдашь. Я поеду в Виллидж, там ребята, скорее всего, закончили. Тебя отвезти вечером домой? – скорее из вежливости, чем из желания помочь спросил водитель.
- Не, сама вернусь. Не знаю, как быстро закончу, - Легранж избавила компаньона от необходимости посещать Ист-Энд после захода солнца. Она понимала, что порядочный человек в здравом уме и светлой памяти будет избегать посещения этой городской во всех смыслах свалки. Фургончик припарковался недалеко от первого адреса, и Крис, затолкнув папку в большой серый рюкзак с рабочим инструментом, выбралась из машины. На ней был темно-зеленый комбинезон с оранжевой эмблемой «СитиКлинингКомпани» в виде трех переплетающихся букв "C". Светлые волосы были собраны в пучок на затылке и горизонтально пришпилины одной черной щербатой кандзаси. Рюкзак свешивался, оттягивая плечо, и, подтащив ручку поближе к шее, девушка подошла ближе к цветочному магазинчику. Некоторое время она колебалась, надеясь, что кто-нибудь выйдет ее встретить, но приглашение так и не поступило, поэтому Кристина решилась войти внутрь.
- Извините, есть кто? – неуверенно произнесла Легранж, оглядывая помещение, и в следующую минуту ее захлестнула красота увиденного: повсюду, сколько хватало глазу зацепить пространство, творилось буйство зелени и цвета. Мягкий, важный аромат витал в воздухе, приятно щекоча нос и пробуждая самые дальние, самые забытые воспоминания. Девушка переводила восторженный взгляд с одного незнакомого цветка на другой. «Никогда не видела ничего подобного», - подумала она. - «Впрочем, я много чего не видела». И тут ее внимание привлек маленький горшочек с крупным желтыми соцветиями. «Кику. Хризантема…», - в сердце что-то екнуло и отдалось электрическим разрядом. Она вспомнила поле маленьких желтых «солнышек», цветших там, далеко, в ее какой-то удивительно далекой и, кажется, даже как будто прошлой жизни. Маленькая Кристина сидела на коленях, держа в ладошках золотистый цветок, боясь случайно сорвать его, и вдыхала чуть горьковатый запах, круживший голову. Так она встретила закат, не имея сил расстаться с новыми красивыми друзьями и уйти прочь. Опоздание к ужину обошлось дорого – ударами бамбуковой палкой по пяткам. Но боль никогда не будет обладать той же остротой, которой обладает спонтанная, дикая сила природы. Боль не сможет так же исполосовать сердце, и рубцы на теле едва ли годятся в подметки тем рубцам, что могут кровоточить бередящими душу воспоминаниями до самого последнего вздоха. «Словно звезда в небе осеннем зажглась…», - кажется, это было из какого-то хокку, которые так любила бабушка. Кристина чуть подрагивающими пальцами потянулась к цветку и, не смея прикоснуться к лепестку, остановила руку в миллиметре от воплощенного очарования. Но ей не нужен был тактильный контакт, чтобы кожей ощутить, как дышит это нежное и, несомненно, живое существо. В такие моменты Легранж становилось давяще грустно из-за того, что она не умеет плакать – ни от счастья, ни из-за страданий. Бабушка говорила, что красота достойна слез восхищения. Она научила многому, ее мудрая бабушка, но ценой этим знаниям была рациональная холодная пустыня, в которой давно насмерть промерзли все крайности – и гнев, и тоска, и ликование, остались лишь отголоски того, что называют эмоциями. К счастью, память все же не позволяла ей забыть, что человеческая природа не прекратит иметь те же созданные праматерью природой удивительные свойства, что несет в себе и птица, разрезающая пером небо, и щедро дарящий свой аромат цветок.