Смеркалось.
Последний солнечный луч сверкнул зелёным светом над горизонтом и погас. Морозная зимняя ночь уверенно вступала в свои права, прогоняя короткий декабрьский вечер и превращая быстро удлинявшиеся закатные тени в мягкие сумерки, которые так любят все животные, а заодно выпуская на городские улицы привычную для этого времени суток публику, которую, возможно, стоило бы назвать фауной. Разыгравшаяся было метель постепенно слабела. В центре яркие огни неоновой рекламы и уличных фонарей разгоняли сгущающиеся тени, не давая привыкшим к бешеному ритму жизни горожанам вспомнить, что им уже пора спать, тем более что многие из них, наоборот, только-только проснулись, чтобы выйти из дому. На окраинах же сумерки уже вовсю вступали в свои права, скрадывая неприглядный быт городских трущоб. Редкие уличные фонари едва справлялись со своей задачей, а тусклый свет окон домов и вовсе скорее подчёркивал сгущающийся ночной мрак, и даже вездесущие ветви омелы, увешанные электрогирляндами ёлки и ростовые фигуры всеми любимого Санта-Клауса не спасали положение. Хотя этим морозным декабрьским вечером густые сумерки только дополняли атмосферу грядущего праздника, ночная жизнь вступала в свои местами весёлые, а местами и зловещие права.
По тёмным улицам, словно в вечной гонке, мчались пёстрые автомобили. В воздухе медленно кружились немногочисленные снежинки – начавшаяся утром метель утратила силу ещё до заката, а потому дорожные службы уже успели справиться с последствиями разыгравшейся было стихии. Надвигалась долгая зимняя ночь, и обычное вечернее оживление на городских улочках постепенно сходило на нет. И, словно только сгустившиеся после заката тучи иенно этого и дожидались, буран вновь начал усиливаться, но теперь это были уже не воздушные белые хлопья, а секущий, липкий мокрый снег. Немногочисленные прохожие бросали то удивлённые, то откровенно насмешливые взгляды на массивный золотисто-фиолетовый мотоцикл, бока обтекателя которого украшали не только надписи «Blitzkrieg», но и бело-красная светодиодная подсветка. В пёстром дорожном потоке его просто невозможно было не заметить. Стилизованные под пропеллер бело-голубые эмблемы на боках бензобака не оставляли сомнений в происхождении этого, словно вышедшего из старой бульварной фантастики, спортбайка. Он уверенно двигался среди автомобилей, то и дело в нарушение всех правил проскакивая между ними. Массивный, хотя и не слишком широкий пластиковый обтекатель делал мотоцикл асимметричным на вид, заметно увеличивая перед. Усиливала этот эффект и посадка водителя в спортивной манере с ощутимым наклоном вперёд и выносом подножек назад, а восседавшая на мотоцикле высокая светловолосая девушка ещё и то и дело пригибалась к баку. Для мотоциклистки она выглядела откровенно нелепо – долгополое чёрное драповое пальто мало того, что хлопало, словно крылья какой-то неуклюжей огромной птицы, так ещё и быстро промокло от летевших из-под колёс автомобилей брызг, а из-под него и вовсе выглядывали фиолетовые ботфорты на высоких каблуках, которые так и норовили запутаться в подножках, не позволив вовремя нажать на тормоз или переключить передачу, однако странная девица определённо чувствовала себя на железном коне уверенно. Она лихо клала его на бок в крутых поворотах, не обращая внимания на то, что её золотистые косы так и норовят хлестнуть по асфальту. Ловко проскользнув между неуклюжих оранжевых машин дорожных служб, озарявших ночь неверным светом жёлтых мигалок, она проскочила очередной перекрёсток на красный и резко свернула с дороги. Мотоцикл вдруг покачнулся, пробуксовав на сыром снегу, за который дворники принялись бы не раньше утра. Блондинка крепче сжала коленями бензобак, стискивая зубы, но ей удалось сохранить равновесие. Она облегчённо вздохнула и тут же ударила по тормозам. Мотоцикл послушно замер. С характерным щелчком выдвинулась подножка, и блондинка спешилась. Она сняла массивные мотоочки, оставшись в фиолетовой полумаске, и скинула безнадёжно перепачканное пальто, оставшись в стилизованном под дирндль, но безобразно миниатюрном золотисто-фиолетовом платье без рукавов и высоких фиолетовых перчатках. Налетевший порыв ветра заставил её зябко поёжиться. Всё-таки её костюм совсем не подходил к зимней погоде. Блондинка шмыгнула носом и достала миниатюрную видеокамеру, закреплённую на моноподе.
– Приветствую вас, мои верные фанаты! – негромко заговорила она, глядя в объектив. – В эфире «Величайшее Шоу на Земле» и с вами я – ваша любимая, несравненная, неподражаемая Блицкриг! – блондинка чуть напрягла пальцы на свободной руке, и из золотистых дисков на подушечках пальцев вырвались язычки пламени. – Самая крутая злодейка в Готэме! – она ослепительно улыбнулась. – И сегодня я приглашаю вас на большое ограбление Готэмского национального банка! – Блицкриг напрягла пальцы чуть сильнее, чтобы язычки пламени появились и из дисков на костяшках пальцев и локте. – Да, сегодня я решила не изобретать велосипед и устроить старое доброе ограбление банка! Завтра – Рождество. А это значит, что пора вспомнить о традициях, – она поднялась на крыльцо банка и поднесла ладонь к дверному замку. – Сезам – откройся! – из золотистых дисков на подушечках её пальцев вырвалась яркая вспышка. Запахло гарью. Оплавленный замок с глухим стуком упал на кафельный пол. Дверь медленно открылась. Заревела сирена. Блицкриг тут же вскинула руку и выпустила ещё одну вспышку в закреплённый над банкоматами ревун. Сирена стала тише. Рубиновые губы девушки растянулись в довольной улыбке. – Теперь у меня есть несколько минут, пока не появится полиция! Время пошло! Обчистить банк за шестьдесят секунд! – Блицкриг разложила рукоять монопода, превращая его в треножник, поставила на пол и, покачивая бёдрами, сделала пару неспешных шагов в сторону хранилища, но тут же припустила к заветной бронированной двери со всех ног. Замерев перед ней, она положила ладони на замок и верхнюю петлю. Из золотистых дисков на костяшках пальцев и локтях вырвались язычки пламени, стоило под аристократически-белой кожей загулять бугоркам мышц. С минуту блондинка так и играла мускулами, а потом резко напрягла пальцы. Из перчаток вырвались мощные вспышки, под которыми металл зашипел. Запахло палёным.

Жизнь периодически посылает нам злых патрульных, чтобы не дать нам особенно разогнаться и показать, кто тут главный.
Рубиновые губы Блицкриг растянулись в довольной улыбке. Корпус банкомата сдался под мощью её перчаток и начал расходиться, шипя и плавясь. Она кивнула сама себе и собралась было обернуться к видеокамере, как вдруг что-то просвистело прямо над её ухом, и в оплавленный дисплей банкомата воткнулся характерной формы бумеранг. Суперзлодейка вздрогнула и напрягла пальцы слишком сильно и резко. Из перчаток вырвались мощные вспышки, воспламенившие пластик дисплея и глубоко проплавившие металл банкомата. Слишком глубоко. Послышалось шипение вскипающей краски ловушек, и под потолок взвились охваченные огнём купюры. Залп оказался слишком мощным. Блондинка проворно отпрыгнула от превратившегося в большой костёр банкомата, резко развернулась и сердито топнула ногой. Её алебастровое личико скривилось в разочарованной гримасе. Нетрудно было догадаться, что, увидев бэтаранг, она ожидала, обернувшись, столкнуться лицом к лицу с куда более знаменитым супергероем, а отнюдь не с одной из его подручных. Но не прошло и пары секунд, как её рубиновые губы вновь растянулись в торжествующей улыбке. Хоть по её душу явился и не легендарный Бэтмен, рыжая дама носила очень похожий костюм. И это значило, что внимание знаменитого семейства блондинке привлечь, всё же, удалось. Она сделала книксен.
– Зато Крампус остаётся верен себе, не так ли? Или ты предпочтёшь называться кнехтом Рупрехтом? – Блицкриг криво усмехнулась, шагая навстречу противнице. Банкомат у неё за спиной разгорался всё ярче, изрыгая густые облака удушливой чёрной гари. – За комплимент спасибо! – она послала рыжей воздушный поцелуй. – Бэтгёрл, я полагаю? Для Бэтвумэн ты слишком уж молодо выглядишь, а у Робина костюм другой, – блондинка развела руками. – Позволь представиться. Меня зовут Блицкриг, и я – самая стильная, самая крутая, самая худшая злодейка во всём Готэме! – она театрально раскланялась. – Искренне рада нашему знакомству, – Блицкриг кувырнулась вперёд, напрягая пальцы. Из золотистых дисков на её перчатках вырвались язычки пламени. Она устремилась к противнице, готовясь разрядить в неё взрывные вспышки, мощность которых можно было оценить по тому эффекту, который они произвели на злосчастный банкомат.
Главное правило, когда охотишься за кем-то и хочешь его убить, – это не питать к нему личной неприязни. Впрочем, чаще всего это не получается.
У Блицкриг был повод злиться на Бэтгёрл. Вплоть до её появления всё шло по плану, но взрыв злосчастного банкомата превратил эффектное ограбление превратилось в какую-то дурацкую анархистскую акцию в духе Джокера. Конечно, огненное шоу определённо удалось, пусть и не совсем так, как рассчитывала суперзлодейка, и это выводило её из себя.
Парадокс состоял в том, что невозможно было считаться «плохой девочкой» только потому, что тебя ненавидят и пытаются прибить «хорошие парни». Вообще, мир отнюдь не делится на «плохих» и «хороших», в нём нет чётко различимой разницы между тем, что принято называть добром и тем, что считается злом, всё субъективно и относительно.
Блицкриг распласталась на полу перед противницей, но тут же резко сгруппировалась и разрядила сразу обе перчатки, тут же кувыркаясь назад. Из того, что она слышала о Бэтмене и его подпевалах, в рукопашной они были особенно опасны, а потому, даже несмотря на то, что её перчатки полноценно били только в упор, сокращать дистанцию надолго не стоило.
Положение быстро менялось от плохого к худшему.

Отредактировано Eva Wagner (17.01.2024 23:37:57)

Убийство было всегда, так устроен мир. Но от этого никому и никогда не станет не легче. Да, на свете есть много плохого. Убийство, насилие и чудовищные деяния. И все это во имя добра. Добра, обагрённого кровью.
Хотя Блицкриг и говорила по-английски почти без акцента, она всё ещё иногда путалась в словах и очень не любила, когда ей на это указывали. О том, что титул самой отъявленной негодяйки звучит вовсе не «худшая злодейка», а как-то ещё, она подозревала уже давно, но всё же доверилась электронному переводчику. А он, судя по реакции супергероини, то ли перевёл словосочетание слишком буквально, то ли и вовсе не понял, что от него хотела суперзлодейка.
Только враги говорят друг другу правду. Друзья и возлюбленные, запутавшись в паутине взаимного долга, врут бесконечно.
– Хочешь преподать мне урок английского языка? Валяй! И как же будет правильно? Лучшая злодейка? Величайшая злодейка? Отъявленнейшая злодейка? – всё же спросила Блицкриг, быстро напрягая и расслабляя мышцы рук. Из золотистых дисков на её перчатках вырвались заметные язычки пламени, не предвещавшие ничего хорошего. – Я угадала? Или опять ошиблась? Поставишь мне пятёрку за старания? Или отшлёпаешь за неграмотность? – она вопросительно посмотрела на противницу. – И почему это я должна сдаваться? Ещё только канун Рождества! А в этот день силы зла властвуют безраздельно! Так что, давай лучше, наоборот, ты сдашься на мою милость? Обещаю, я тебя поджарю быстро и безболезненно. А будешь выпендриваться – убью, сделаю искусственное дыхание, пока ты не очнёшься, и убью ещё раз! – суперзлодейка широко улыбнулась, в очередной раз кувыркаясь, надеясь таким образом не дать супергероине понять, с какой именно стороны она на неё нападёт. – А теперь – главное блюдо сочельника – летучая мышь в собственном соку! – Блицкриг метнулась к противнице и даже в последний момент успела отшатнуться от контрудара, но пропустила идеальный момент для атаки, и вся мощь взрывных вспышек её перчаток пришлась в пустоту, а не на плащ Бэтгёрл. Блицкриг зарычала сквозь зубы с досады и сделала сальто назад, готовясь перезарядить перчатки. Сдаваться так просто она не собиралась.
Так редко в нашей жизни выпадают дни, которые были бы истинно хорошими – просто хорошими, и всё тут. Может быть, за всю свою жизнь, при самых благоприятных обстоятельствах, человек действительно счастлив не более месяца.
Бэтаранги просвистели над головой Блицкриг, заставляя прижаться к полу.
– В молоко! – крикнула она, не обратив внимание, что высокотехнологичное оружие противницы, судя по всему, и не должно было попасть в неё. – За такие результаты не полагается и поощрительного приза! – Блицкриг осклабилась. Из золотистых дисков на её перчатках вновь вырвались язычки пламени, давая понять, что взрывной потенциал причудливого оружия восстановился. Суперзлодейка недобро улыбнулась и кувыркнулась было в сторону супергероини, надеясь на этот раз всё-таки поставить точку в их противостоянии, но почти сразу же убедилась, что не один Бэтмен готов ко всему и всегда. – Так нечестно! – только и успела взвизгнуть Блицкриг, когда фойе банка внезапно заволок густой дым, вихрем вырвавшийся из брошенной Бэтгёрл гранаты. Она разрядила перчатки наугад, но снова промазала, а пару секунд спустя противница уже впечатала её лицом в стену, заломив руку за спину. Из груди злодейки вырвался болезненный стон. Она дёрнулась, силясь вырваться, но её только стало больнее. – Хочешь сдаваться – сдавайся! – простонала Блицкриг и вдруг упёрлась свободной рукой в стену. Из золотистых дисков на её перчатке вырвались язычки пламени, а пару секунд спустя взрывная вспышка ударила в железобетон, оставляя воронку и обсыпая противниц цементной крошкой. Блицкриг, превозмогая боль, извернулась и исхитрилась разрядить перчатку ещё раз. Теперь уже куда-то в сторону Бэтгёрл почти в упор.
Всегда стоит помнить, что даже препоганейшая ситуация может стать ещё поганее.
Система пожаротушения, словно бы и не заметившая возгорания банкомата, внезапно ожила, обрушив на противниц ледяной ливень.

С особенной яростью и жестокостью ежедневная рутина бетонных джунглей ломает упорство человека, потому что человек – самое мятежное существо в мире, потому что человек всегда восстает против её воли, согласно которой всякое движение в конце концов должно прекратиться.
Упрёк Бэтгёрл заставил Блицкриг заливисто рассмеяться. Она подбоченилась и свысока посмотрела на противницу, старательно не обращая внимания на хлещущие из-под потолка ледяные струи, хотя и моментально покрылась гусиной кожей. По её телу прокатилась волна дрожи, и из золотистых дисков на фиолетовой коже перчаток вновь вырвались язычки пламени, хотя Блицкриг и не пыталась их перезарядить.
Вещи бывают живые – и неживые. И живых вещей надо остерегаться. Неживые всегда остаются на месте, а живые двигаются, и никогда нельзя знать заранее, что они могут сделать.
– Чем старше, тем лучше! – взрывные вспышки вновь ударили в стену банка, оставляя заметные выбоины. – Я войду в историю, как злодейка, уничтожившая Готэмский национальный банк! А заодно – похоронившая тебя под его руинами! – Блицкриг вскинула руки вверх, выстреливая ещё пару вспышек под потолок. – Чем я хуже Герострата? Для современных американцев богом давно стал зелёный и хрустящий доллар, а банки – храм этого божества! Вот я и разрушу один такой храм до самого основания! – она хлопнула в ладоши и хотела было добавить что-то ещё, но именно в этот момент Бэтгёрл напомнила ей, почему не стоит пускаться в театральные эффекты, сперва не нейтрализовав противника. – Эй! Ты что это… Ай! Ой-ей-ей-ей! – Блицкриг отчаянно завизжала, внезапно утратив почву под ногами и неуклюже закувыркавшись в воздухе. А пару секунд спустя послышались громкий треск ломающихся сучьев и полные неподдельной боли вопли блондинки, шлёпнувшейся в колючий-преколючий куст живой изгороди.
Жизнь – это неутомимая жажда насыщения, а мир – арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследуют друг друга, охотятся друг за другом, поедают друг друга; арена, где льётся кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
Блицкриг плакала. Ей было больно и холодно, но куда больше её терзала обида на противницу и на всю свою жизнь, словно так и кидавшую её от неудачи к неудаче, ей было бесконечно жалко себя, при всех своих талантах так и не добившуюся в жизни ничего, кроме становления всеобщим посмешищем, но ещё больше она сейчас злилась на себя за то, что не смогла сдержать слёз, и от этого её плач становился только горче. Она отчаянно извивалась в колючих ветвях, снова и снова напарываясь на шипы, которые так и норовили обломиться вместе с ветками, глубоко застревая в её телесах. Казалось, очередной выпуск «Величайшего Шоу на Земле» так и закончится тем, что полицейские найдут его ведущую в позе слишком крупной жертвы сорокопута, но внезапно ей всё-таки удалось вывернуться из болезненной хватки шипов, оставив на ветвях куста немало клочьев своего костюма, а в своём теле – несколько десятков острых-преострых колючек. Постанывая и поскуливая, Блицкриг тяжело поднялась на ноги. Её била дрожь.
– Может быть, и выехали, но уж точно ещё не приехали! – огрызнулась она в ответ на выпад Бэтгёрл и в бессильной ярости разрядила перчатки в злополучный куст. Сухие ветви вспыхнули, как бенгальский огонь, разделяя противниц. – We’ll meet again, don’t know where, don’t know when, – внезапно запела Блицкриг. – But I know we’ll meet again some sunny day, – её голос дрожал от слёз и холода, но она брала ноты неожиданно чисто. – Keep smiling through, just like you used to do, – злодейка выстрелила ещё пару вспышек в такт ритму песни. – ‘Till the blue skies drive the dark clouds far away, – она послала Бэтгёрл воздушный поцелуй и, постанывая, бросилась наутёк. Из-под впившихся в её тело многочисленных колючек сочилась кровь.

Жизнь – штука жестокая, ей на всех наплевать. Не то, чтоб она ненавидела хоть кого-то, нет, но и любить она тоже никого не любит.
Могло показаться, что Блицкриг удирает, куда глаза глядят. А иначе, с чего бы ей бросаться прямо навстречу приближающемуся рёву полицейских сирен? Изодранный в клочья золотисто-фиолетовый дирндль злодейки сверкнул в свете уличного фонаря, и от неё остался лишь громкий цокот шпилек, удалявшийся куда-то за возвышавшееся напротив Готэмского национального банка здание. Внезапно он стих, а мгновение спустя послышался громкий рокот мотора. Единственным серьёзным недостатком её мотоцикла, по мнению самой Блицкриг, можно было бы счесть, разве что, его возраст. Двигатель разменявшего третий десяток спортбайка, давно уже перешедшего по международной мотоциклетной классификации в разряд спорт-туристов, хоть и был инжекторным, требовал при прогреве сперва запустить обогатитель смеси, что и пришлось сделать блондинке, прежде чем нажать кнопку электростартера. Четырёхцилиндровый рядный мотор отозвался привычным рёвом, больше похожим даже не на мотоциклетный, а на автомобильный. Блицкриг вскочила в седло, но тут же с отчаянным воплем спрыгнула, едва не уронив мотоцикл, и, извиваясь от боли, запрыгала вокруг него, схватившись за утыканные колючками, будто подушка для булавок, телеса. Вынимать их у неё времени не было, а потому оставалось лишь импровизировать. Злодейка поспешно надела мотоочки и, всхлипывая от боли и досады, вновь перекинула ногу через мотоцикл, на этот раз уже и не пытаясь сесть. Тронуться с места, стоя на подножках, оказалось не так-то просто, и всё же Блицкриг сумела не только не уронить «BMW», но и не заглохнуть. Теперь положиться можно было лишь на скорость и манёвренность.
Боль – причина перемен, но вся боль мира не способна изменить фактов.
Не прошло и десяти секунд, как из переулка на чудовищной скорости выскочил сверкающий бело-красными светодиодами, складывавшимися в украшавшую оба борта надпись «Blitzkrieg», массивный золотисто-фиолетовый мотоцикл. Блицкриг бросила быстрый взгляд на взиравшую на неё с крыши Бэтгёрл и резко выкрутила ручку акселератора, ускоряясь, после чего тут же круто заложила мотоцикл в повороте, выруливая в подворотню. На той скорости, которую в считанные секунды набрал мотоцикл, холод декабрьской ночи ощущался особенно сильно, и ценившую стиль куда больше практичности злодейку, успевшую ещё и промокнуть до нитки под устроенным системой пожаротушения ливнем, почти мгновенно пробрало до костей, но она не могла позволить себе притормозить, и потому ей оставалось только стучать зубами и мысленно проклинать Бэтгёрл, из-за которой она и оказалась в столь незавидном положении. Застрявшие в её теле колючки не позволяли ей нормально сесть на мотоцикл, вынуждая пригибаться к баку в самой неудобной позе, чтобы её не сдуло потоком встречного ветра. Конструкция пластикового обтекателя «BMW K1» создавала идеальную защиту от него, вот только для того, чтобы она сделала своё дело, на нём нужно было именно сидеть, а не стоять на подножках, пригибаясь к баку, пытаясь найти хоть какой-то баланс, чтобы не потерять ни равновесия, ни управления. Блицкриг чувствовала, как из её глаз струятся слёзы, но из-за мотоочков ничего не могла с ними поделать, а они струились по щекам, заставляя раз за разом моргать, от чего их становилось только больше, а нос начал заметно хлюпать. Блицкриг то и дело осторожно косилась на зеркала заднего вида, пытаясь понять, гонится ли за ней кто-нибудь по крышам.
Иногда впору подумать, что дошёл до самого дна колодца человеческой глупости. И получить понимание о том, что этот колодец, совершенно очевидно, бездонен, бывает очень полезно.

У полного коммерческого провала модели «K 1» в модельном ряду «BMW» было несколько причин. Сказалось и то, что призванный перехватить у японских фирм спортивный рынок мотоцикл вышел под закат эпохи хоть сколько-нибудь комфортных для ездоков спортбайков и потому быстро перешёл в разряд спортивно-туристических мотоциклов, в которые не вписался из-за безупречной аэродинамики, которая сразу же летела к чертям, стоило попытаться навесить на него багажные кофры; и то, что на рынок он попал без какой-либо рекламной компании, а потому остался незамеченным; и немецкие законы, на тот момент не позволявшие делать мотоциклы мощностью выше ста лошадиных сил, что многие незаслуженно сочли смехотворным для того, кто претендовал на статус спортбайка. Этот недостаток с лихвой компенсировался безупречно низким коэффициентом аэродинамического сопротивления. Даже на первой передаче он вполне мог разогнаться до ста километров в час за считанные секунды, а Блицкриг не постеснялась почти сразу же включить пятую передачу. Стрелка спидометра устремилась к цифре сто пятьдесят, а тахометр не желал выходить из красной зоны.
Город всматривался в душу Блицкриг миллионами глаз-окон, провожая её на тот свет мерцанием неоновых огней.
Противница появилась настолько внезапно, что Блицкриг едва не разложилась на асфальте, но сумела сохранить равновесие и лишь наградила Бэтгёрл убийственным взглядом. Больше всего она не любила героев за то, что они никогда не умели вовремя остановиться. Казалось бы – Бэтгёрл уже победила. Она сорвала её триумф, причём едва ли не самым унизительным и болезненным способом, и обратила её в бегство, но вместо того, чтобы дать ей уйти, поджав хвост, она теперь гналась за ней. И это было просто нечестно.
– Ты что – англичанка? – взвизгнула Блицкриг, пытаясь перекричать вой ветра. – Оставь меня в покое! Ты уже победила! Тебе всё мало? О, ты получишь столько Блицкриг, что не унесёшь! – она чуть закрыла ручку акселератора, позволяя противнице вырваться вперёд, и резко свесилась с левого борта, вытягивая руку вперёд. С её пальцев сорвалась нацеленная в заднее колесо мотоцикла Бэтгёрл взрывная вспышка. – Передавай привет асфальту! – Блицкриг хохотнула было, но тут же громко взвизгнула в ужасе – её рука случайно повернула на себя ручку акселератора, прибавляя газу. Мотоцикл довольно взревел всеми четырьмя цилиндрами. Стрелка спидометра послушно перевалила за двести. Волна встречного ветра едва не оторвала слишком далеко высунувшуюся за узковатый обтекатель девицу, заставляя её в спешке выпрямиться. Блицкриг невольно уселась в седло, тут же снова прочувствовав все засевшие в её телесах колючки, и её горла вырвался ещё один полный неподдельной боли вопль. Она дёрнулась и случайно полностью открыла ручку газа. Стрелка спидометра указала на двести пятьдесят. По документам мотоцикл Блицкриг уже не мог разогнаться быстрее, но шкала спидометра была проградуирована до двухсот восьмидесяти, и стрелка продолжила ползти вперёд – в красную зону. Блицкриг попыталась было привстать, прижимаясь к бензобаку, но поток встречного воздуха заставил её вновь усесться в седло. Дождь хлестал её по лицу и плечам с такой силой, что на алебастровой коже так и норовили остаться синяки. Встречный ветер растянуть её лицо куда-то к ушам, но она не рисковала не то что притормозить, а даже посмотреть в зеркало заднего вида и потому не видела, что сталось с её преследовательницей.
Блицкриг было страшно продолжать. Но она отбросила мысли. Она обязана была идти вперед.
Впереди возник перекрёсток. Зелёный сигнал светофора мигнул, сменяясь красным. Блондинка только ещё сильнее открыла ручку акселератора. Ей показалось, что встречный ветер вот-вот оторвёт ей голову. Мотоцикл пролетел перекрёсток прямо перед массивным грузовиком, подъехавшим точно перед переключением светофора, а потому толком и не начинавшим тормозить. Дальнобойщик яростно ударил по клаксону, но сверкающий светодиодами «BMW» был уже далеко. Блондинке показалось, что встречный ветер выбивает из неё дыхание. Злодейка лихо заложила спортбайк в поворот, почти не надеясь пройти его, но каким-то чудом старый «BMW» не вылетел с дороги и не улёгся на бок. Блондинка пригнулась к самому баку, надеясь разогнаться ещё быстрее.
Асфальт дрожал беспокойно под колёсами «BMW».

Прошлое – как провал. Сколько ни беги от него, бездна за спиной будет только глубже, всё страшнее, всё ближе. Выход один – заглянуть туда. Словно заглянуть в собственную могилу. Словно поцеловать дуло пистолета, где пуля дрожит от желания снести тебе голову.
Блицкриг не могла разобрать слов Бэтгёрл, даже если бы хотела – разогнавшись до двухсот пятидесяти километров в час она её даже не слышала – в ушах у неё стоял громкий свист встречного ветра, так похожий на аплодисменты. Бешеная блондинка могла лишь надеяться, что рыжая девица в костюме летучей мыши откажется от погони, побоявшись, что её противница не переживёт возможной аварии. Те же полицейские предпочитали не гоняться за байкерами без шлемов, чтобы не нести ответственности за их гибель. Но всякий раз стоило ей облегчённо вздохнуть, заметив, что героиня пропала из зеркал заднего вида, как свет фары мотоцикла той почти сразу же вновь отражался в них, так и норовя ударить по глазам злодейки. И Блицкриг оставалось только так и держать ручку акселератора открытой до предела. Четыре цилиндра, расположенных поперёк продольной оси двигателя давали достаточно мощности, чтобы старый мотоцикл летел по готэмским улицам на скорости, которой могли позавидовать многие спортивные автомобили. Его предшественник, имевший всего три цилиндра и куда более угловатый дизайн, получил прозвище «летающий кирпич» не просто так. В том, что любая ошибка закончится для неё быстрой и далеко не безболезненной, но предельно эффектной смертью, Блицкриг не сомневалась ни секунды. И понимание этого не давало ей сбросить скорость. Смерть в её глазах была лучше участи стать инвалидкой или заключённой, а уж тем более – искалеченной узницей Блэкгейта или Аркхэмской клиники.
Каждая рыба может подняться только на определённую высоту. Лишь метр, и она взрывается, перешагнув установленный природой предел. Блицкриг буквально жаждала этого взрыва. Она будто чувствовала, как отступает давление с её кожи по мере приближения к поверхности. Она уже видела заголовки газет, смакующие смерть самой безбашенной злодейки Готэма, заставшую её на самом гребне волны. В любой момент зимняя резина её шин могла, несмотря на всё качество своего исполнения, утратить сцепление со скользкой дорогой, и тогда она на всём ходу или разложилась бы на асфальте, размазавшись по нему, как лягушка по наждачной бумаге, или её мотоцикл разрезал бы пополам какую-нибудь неудачно подвернувшуюся машину, при этом превратив свою хозяйку в кровавый фарш. И при виде воображаемых фотографий и кричащих заголовков Блицкриг внезапно почувствовала, как же ей не хочется умирать. Вот только законы физики уже сделали выбор за неё, и ей теперь оставалось лишь попытаться, насколько это было возможно, оттянуть свой конец. И она изо всех сил цеплялась за жизнь, неожиданно ловко маневрируя между дорожных луж и отчаянно сигналящих ей автомобилей. На мгновение ей показалось, что она, наконец, сумела оторваться от противницы. А секунду спустя гонка была окончена самым подлым и неспортивным способом. Упакованный в пластик спортивный мотоцикл имел не так-то много обнажённых металлических элементов, а из них самыми уязвимыми были бензобак, сейчас закрытый от повисшей на хвосте у Блицкриг Бэтгёрл почти голой спиной злодейки, и карданный вал. К нему-то и прилип магнитный боеприпас. Вырвавшееся из него густое облако розоватой пены загустело далеко не мгновенно, но всё же слишком быстро, чтобы дать обездвиженному мотоциклу время на безопасное торможение. Блицкриг попыталась было извернуться, чтобы хотя бы попробовать сбить непонятную субстанцию залпом перчатки. Для этого ей пришлось перехватить руль одной рукой. Это стало роковой ошибкой. Справиться с навалившейся на неё со всей своей беспощадной силой инерцией, держась за ручку руля всего одной рукой, немка уже не смогла. Со стороны могло показаться, что кто-то невидимый, но очень сильный, дал ей могучего пинка под зад. Девушку выбросило из седла, перевернув пару раз в воздухе, и она, с жалобным воплем, полетела вперёд на скорости, едва ли намного ниже той, которую успел сохранить мотоцикл, прежде чем пластиковая ловушка заставила его остановиться. Возникни сейчас на пути полёта Блицкриг фонарный столб или автомобиль, и в истории самой никчёмной злодейки Готэма и в самом деле можно было бы ставить точку. Жирную, разбрызгавшуюся по асфальту точку.
Эйнштейн был прав, время зависит от положения наблюдателя. В неуправляемом полёте над грязным асфальтом оно замедляется, мимо проходит вся жизнь, все разочарования. Блицкриг пыталась хоть как-то сгруппироваться, инстинктивно стремясь пережить падение, хотя умом и понимала, что, лёжа в гипсовой пижаме на больничной койке, вряд ли будет благодарна себе за это. Она успела почувствовать острую обиду на такую жестокую к ней жизнь, состоявшую из бесконечной череды неудач и разочарований, за которую даже не хотелось цепляться. А потом всё её тело пронзила острая боль. Блондинке показалось, что она и в самом деле влетела в рулон наждачной бумаги, а пару секунд спустя поняла, что же произошло. Инерция унесла её в кучу грязного снега, сваленную коммунальными службами в кювет. Она была достаточно мягкой, чтобы падение даже на развитой поверженной злодейкой скорости не привело к серьёзным травмам, и всё же совсем без новых неприятностей дело не обошлось. Тронутый льдом снег и в самом деле прошёлся по обнажённым участкам тела Блицкриг, словно мелкозернистая наждачная бумага, превращая кожу несчастной девушки в одну сплошную ссадину. В том, что уродливых шрамов на теле бедолаги не останется, сомневаться не приходилось, равно как и в том, что ближайшие несколько дней легчайшие прикосновения будут казаться ей ожогами калёным железом. Но сейчас Блицкриг чувствовала не столько боль, сколько притуплявший все ощущения невыносимый холод. Она тяжело поднялась из кучи снега, но почти тут же шлёпнулась на задницу, обнимая себя за колени, и горько заплакала. Как будто Бэтгёрл мало было сорвать новый выпуск её шоу, попутно, как это уже определённо вошло у супергероев в привычку, унизив её перед камерой, она ещё и отобрала у неё мотоцикл. Боль и обида достигли той концентрации, когда им просто необходимо было найти выход, и теперь они горючими слезами струились по осаднённому и распухшему от холода лицу Блицкриг. И всё же, даже сейчас злодейка не желала сдаваться. Размазывая слёзы по щекам, она быстро посмотрела по сторонам и заметила призывно поблёскивавшую в жёлтом свете уличного фонаря крышку канализационного люка. Она облизнула разбитые при полёте сквозь снежную кучу губы.
– Это нечестно! Просто нечестно! – простонала злодейка, сквозь слёзы. – Ты должна была прогнать меня с места преступления и поехать дальше патрулировать город! Я бы придумала новый безупречный злодейский план, и ты бы схватилась со мной в другом месте и в другой час! Это было бы превосходное шоу! А ты даже красивую погоню превратила в это совсем незрелищное нечто! – она топнула ногой, чувствуя, как в её ботфортах начинает хлюпать подтаявший снег. – Обязательно было отбирать у меня мотоцикл? Что дальше? Мои чудесные перчатки? Моя свобода? Моя жизнь? Ты хочешь Блицкриг? Так подойди и возьми! – она внезапно кувыркнулась назад, уже без было грации – осаднённая кожа и вошедшие ещё глубже в тело колючки не способствовали плавности движений, – и разрядила перчатку в крышку люка. Послышался скрежет разбитого металла. – Встретимся там, откуда выползают такие, как я! – прокричала Блицкриг и нырнула в тёмный провал.

Чудная вещь – здравомыслие. Когда оно тебя покидает, то проходит это незаметно. Ты не ощущаешь его исчезновения. Зато громко приветствуешь его возвращение, как будто внутри тебя снова поселилась птица, свившая в душе гнездо и распевавшая там не по указу свыше, а по собственному выбору.
Морщась от боли и от прогорклой вони, пропитавшей каждый камень в городском подземелье, Блицкриг, заметно прихрамывая, шла на цыпочках на ощупь. В руке она сжимала чудом уцелевший в ходе всех её недавних кульбитов карманный фонарик, но не решалась включить его, слыша за спиной шаги и голос Бэтгёрл. По её щекам струились слёзы. Почему жизнь так несправедлива к ней? В Готэме столько уважаемых злодеев, с которыми даже пресловутой Бэт-семье приходится считаться, а она даже того, чтобы о ней заговорили где-нибудь, кроме очередей за пособием по безработице, добиться не может. Чем она хуже остальных костюмированных бандитов? Почему их лица красуются на первых полосах уважаемых газет, а о ней если и упоминают, то лишь на последних страницах криминальной хроники в газетах, которые приличные люди бросают в кошачьи лотки? Что она делает не так? Блицкриг, тяжело дыша, прислонилась к покрытой инеем стене, пытаясь выковырять из своих телес хоть одну из крепко засевших в них колючек. Её миловидное лицо скривилось от боли. С каждым своим провалом ей всё меньше хотелось смеяться над детскими мультиками, где на злодеев сыпались всевозможные неприятности, а теперь вряд ли она будет с прежним удовольствием смотреть мультфильмы Диснея. Шип, наконец, поддался, но резко усилившаяся боль заставила злодейку вскрикнуть. Она закрыла было рот ладонью, но тут же не сдержалась и всхлипнула. Ей было больно и обидно.
Чего сегодня со мной только не происходило: я разнесла банк, потеряла свой любимый мотоцикл, и мне крепко надрали задницу. И всё же дела мои могли быть намного хуже. Ах, да, я крадусь по канализации, а по моим следам идёт супергероиня, собирающаяся отправить меня за решётку. Стало быть, дела мои хуже некуда...
– Да что ты понимаешь? Думаешь, я всё это затеяла, чтобы деньги украсть и этим прославиться? – отозвалась она, оборачиваясь на голос Бэтгёрл. – Ты и правда ничего не замечаешь? Ты что, не видишь, что вся наша жизнь давно уже превратилась в реалити-шоу? Все только и делают, что творят всякую дичь, чтобы прославиться в социальных сетях. Чем я хуже? Весь мир – театр художественной самодеятельности. В нём женщины, мужчины – все актёры. У них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль. Я – главная злодейка в этой пьесе! Почему я решила ограбить банк? Да потому, что это – классика! Как захват самолёта, как ограбление поезда, как взрыв автомобиля, как карманная кража на рыночной площади, как ограбление музея, в конце концов. Это – зрелищно, красиво. Это то, чего хотят зрители! И неважно, получилось у меня или нет. Важно – удалось ли мне сделать это красиво. И это было прекрасное шоу – я красиво вломилась в банк и вскрыла банкоматы, ты эффектно меня остановила, мы зрелищно подрались, а потом была захватывающая погоня по городским улицам. Классно же! Только не говори, что у тебя не захватило дух от азарта, – Блицкриг глубоко вздохнула и всхлипнула. – Вот всего-то и нужно было ещё немного погонять по Готэму, а потом я бы оторвалась от тебя, проскочив перед каким-нибудь поездом в самый последний момент. И всё! Это был бы прекрасный выпуск Величайшего Шоу на Земле от великолепной Блицкриг! – злодейка вдруг разрыдалась и опустилась на корточки, обнимая себя за колени. – А хотя, какая разница? Вроде у моих роликов в даркнете столько просмотров, а обо мне даже ты ничего не знаешь, хотя и вся такая крутая и знаменитая супергероиня. Вот так стараешься, стараешься, ради удовольствия и развлечения своих фанатов жизнью и здоровьем рискуешь, а оказывается, что никто о тебе и не знает. Хоть топись – никто не взгрустнёт, никто не позлорадствует, никто даже не заметит!
Как по-дурацки устроены человеческие отношения, сколько приходится вкладывать труда и сил для получения самой скромной отдачи.

Отредактировано Eva Wagner (18.01.2024 04:30:29)

Легко обвинять, легко жаждать мщения. Но когда посмотришь на вещи прямо, то замечаешь, как каждое событие завязано на другом, и что иногда вещи случаются потому, что они случаются. Никто не хочет признавать, что это так, поскольку тогда мы не сможем ни на ком выместить собственную боль.
Блицкриг обливалась слезами, и её плач звучал отнюдь не как истерика избалованной девчонки, у которой отобрали любимую игрушку. Так льют слёзы те, кто очень долго чего-то добивались, вложили в своё дело всю душу, но потерпели сокрушительное фиаско. Конечно, свою роль сыграла и инфантильность злодейки, заставлявшая её совсем уж вопиюще драматизировать события, но было очевидно, что плакала невезучая немка совершенно искренне. Она бы точно так же заливалась слезами, даже не будь рядом единственной слушательницы. И меньше всего Блицкриг ожидала, что Бэтгёрл захочет поддержать разговор, а не бить её ногами до потери сознания. Злодейка невольно попятилась, стоило героине подойти ближе, но она почти сразу же оступилась и плюхнулась на свою многострадальную задницу, в который уже раз за вечер растревожив засевшие глубоко в её телесах колючки. Резко усилившаяся боль заставила хотевшую было съязвить девицу судорожно прикусить язык и всё-таки прислушаться к словам героини. Из её груди вырвался глубокий вздох. Блицкриг задумчиво посмотрела на противницу, силясь сдержать струящиеся по щекам слёзы.
– Даже смешно, – грустно произнесла она и громко застонала, выдёргивая из ягодицы шип. – Наверное, кого-то вроде тебя из меня и пыталась воспитать мать, – блондинка сокрушённо покачала головой, морщась от боли, пытаясь вытащить засевшую в боку колючку. – Увидела бы она меня сейчас – запорола бы до смерти. В детстве мне и за меньшее… – она осеклась, слишком поздно сообразив, что чересчур разоткровенничалась. С ней уже очень давно никто не говорил просто по-человечески, как с равной. Злодейка тяжело вздохнула. – Хочешь сказать, мне очень повезло, что этот квартал патрулировала именно ты? – она посмотрела героине в глаза. – Хотя, да. Повезло, – Блицкриг облизнула пересохшие губы. – Будь на твоём месте Охотница или Красный Колпак, меня бы уже везли в чёрном целлофановом пакете в городской морг с аккуратной дырочкой во лбу и намного менее аккуратной на затылке или стрелой в груди. Загляни на огонёк Бэтмен, я валялась бы сейчас где-нибудь с переломанными руками и ногами. Найтвинг, наверное, тоже скрутил бы меня как-нибудь очень болезненно? – она махнула рукой. – Нет, я понимаю, что это так и работает – злодей совершает преступление, герой спасает невинных и бьёт ему морду, а потом отправляет за решётку, и все счастливы. В газетах шумят, что же толкнуло негодяя на преступный путь, и ему начинают сочувствовать и даже подражать, он сбегает из мест не столь отдалённых, и веселье продолжается. Во всех книжках так. И в кино тоже, – Блицкриг всхлипнула. – Да даже и в жизни – просто почитай злодейские паблики в любой соцсети и сравни их с геройскими. Взяв в героини безупречно хорошую женщину, писатель выдаст все планы на сюжетные повороты в первой же главе. Всем доподлинно известно, как героиня поступит при любом предполагаемом стечении обстоятельств: она всегда будет поступать одинаково – то есть правильно. С недобродетельной героиней, напротив, неизвестно заранее, что произойдет. Из пятидесяти с лишним возможных путей она может избрать как единственный правильный, так и один из сорока девяти ошибочных, и читатели будут с любопытством ждать, какой же путь она изберёт, – злодейка вновь вздохнула и застонала, вытаскивая из бедра очередную колючку. – Чёрт! Как же больно! – простонала она. – Вот только за моими похождениями следить почему-то никому неинтересно, – Блицкриг глубоко вздохнула и хотела было добавить что-то ещё, но слова Бэтгёрл поразили её до глубины души. Она так и уставилась на героиню, глупо разинув рот.
Сожаление – это пластырь для раненых чувств. Можно сказать, что тебе жаль, когда ты разольёшь кофе или когда промажешь при игре в гольф. Настоящее сожаление встречается так же редко, как и настоящая любовь.
Блицкриг настороженно смотрела на Бэтгёрл, ожидая подвоха. Пару минут её припухшие от слёз глаза скользили по полускрытому маской лицу, пытаясь прочитать эмоции, а потом она несмело приняла протянутую руку и тяжело поднялась на ноги, сутулясь, словно ожидая пинка в живот или удара кулаком в челюсть. А потом на осаднённом при встрече со снегом лице заиграла неуверенная, но совершенно искренняя ответная улыбка.
– Спасибо, – Блицкриг выпрямилась и расправила плечи. – Знаешь, а ведь это будет моим единственным подарком на Рождество, – произнесла она, стыдливо краснея.