Смеркалось.
Морозный зимний вечер уже окончательно вступил в свои права, и потому о скором приходе ночи свидетельствовали не только удлинившиеся тени, но и сгущавшиеся над городом сумерки, в которых они постепенно растворялись. В центре Готэма на улицах кипела жизнь, яркие огни неоновой рекламы и уличных фонарей разгоняли сгущающиеся тени, не давая привыкшим к бешеному ритму жизни горожанам вспомнить, что им уже пора спать, тем более что многие из них, наоборот, только-только проснулись, чтобы выйти из дому. На окраинах же сумерки уже вовсю вступали в свои права, скрадывая неприглядный быт городских трущоб. Редкие уличные фонари едва справлялись со своей задачей, а тусклый свет окон домов и вовсе скорее подчёркивал сгущающийся вечерний мрак. Мрачные, тесные переулки уже почти обезлюдели – перед закатом поднялся холодный январский ветер, а затянутое серыми тучами небо грозило в любой момент обрушиться на землю мелким колючим снегом, а то и настоящей метелью. Ночная жизнь вступала в свои местами весёлые, а местами и зловещие права.
Высокая блондинка в долгополом бежевом плаще неторопливо шла по улице, любуясь своими отражениями во всех попутных витринах. На её рубиновых губах играла соблазнительная улыбка, и она то и дело останавливалась перед очередным импровизированным зеркалом, поворачиваясь то в фас, то в профиль, поправляя длинные, густые волосы и одёргивая полы плаща, любуясь тем, как он подчёркивает её безупречную во всех отношениях фигуру. Её ноги так и норовили начать выстукивать шпильками чёрных кожаных сапог какой-то задорный ритм. Вертясь перед очередной витриной, блондинка заметила, что скучавший за прилавком продавец обратил на неё внимание, и подмигнула ему, посылая воздушный поцелуй, после чего неторопливо зашагала дальше, покачивая бёдрами. Колючий зимний ветер дул ей в лицо, но она словно и не замечала его, погружённая в весёлые мысли. Так, то и дело порываясь пуститься в пляс, она дошла до автобусной остановки. Дорога была почти пуста. Девушка перевела взгляд на табло и резко помрачнела. Автобус ушёл ровно за пару минут до её появления, а до следующего было ещё не меньше получаса. Блондинка недовольно притопнула и подняла голубые глаза к хмурому небу, подставляя лицо холодному ветру.
Безликие современные высотные здания, днём сверкающие стеклянными панелями на гладких стенах, а ночью становящиеся похожи на чёрные обелиски из старой бульварной фантастики, возвышались по обе стороны от ровного и прямого городского шоссе почти монолитными стенами, делая его похожим на естественный каньон. И попавшие в эту ловушку ветра, словно пытаясь найти хоть какой-нибудь выход, разгонялись до ураганных скоростей. Архитекторы и синоптики называют это явление эффектом воронки. И этим холодным зимним вечером он проявился во всей своей красе. С диким воем ветер бешено нёсся вдоль по шоссе, взметая позёмку и заставляя попадающиеся на пути газеты взмывать в небо подобно перепуганным воронам. Стоявшая на остановке блондинка поёжилась и обняла себя за плечи. Полы её явно слишком лёгкого для такой погоды плаща то и дело распахивались, хлопая на манер крыльев гигантского мотылька, обнажая пару длинных, стройных ног, плотно обтянутых чулками в сеточку. Девушка спешила одёрнуть короткую фиолетовую юбку и поправить плащ, но ветру словно нравилось открывающееся зрелище, и он снова и снова задирал полы злополучного плаща до самой головы его хозяйки. Будь дело летом, и это стало бы всего лишь мелкой неприятностью, но зимний холод, до сих пор не пробиравший девицу только потому, что она находилась в движении, с каждым разом кусался всё ощутимее. Вскоре он уже заставил блондинку отчаянно пытаться укрыться от ледяного ветра за тонкой стенкой остановки, чему отнюдь не способствовали огромные проёмы, призванные не дать стеклянной конструкции превратиться в парник летом. Блондинка присела было на скамейку, собираясь залезть на неё с ногами и обнять себя за колени, чтобы хоть немного сберечь стремительно покидающее её тепло, но тут же вскочила – антивандальные металлические пластины, из которых было выполнено жёсткое сидение, промёрзли настолько, что с тем же успехом можно было сесть голым задом на снег. Девушка крепче обняла себя за плечи и оглушительно чихнула. Её полные отчаяния голубые глаза быстро скользнули по сторонам, задержавшись на табло. Судя по расписанию, автобус уже должен был минут двадцать как прийти, но его всё не было, а шоссе окончательно опустело. Она сердито топнула ногой. Необходимо было срочной найти, где согреться, если только она не хотела заработать, как минимум, простуду. Её голубые глаза вновь скользнули по сторонам и разглядели на противоположной стороне улицы светящуюся неоновыми огнями вывеску какого-то бара. Она не стала даже вчитываться в название, а что было сил припустила напрямик через шоссе, не глядя по сторонам.
Пару раз блондинка краем глаза успевала заметить яркие свет фар приближающихся из темноты припозднившихся автомобилей, летевших по пустому шоссе с явным превышением скорости, но её светлый плащ был прекрасно виден в сгущающихся сумерках, и потому водители ограничивались лишь яростным гудением клаксонов, даже не пытаясь притормозить, а сразу начиная объезжать летевшую через дорогу наглую девицу. Она споткнулась о бордюр, чуть было не растянулась на тротуаре, но в последний момент сумела удержать равновесие, хоть и не слишком изящно, отряхнула полы плаща и, уже не спеша, зашагала к дверям бара. Неоновая вывеска внезапно моргнула, но блондинка не придала этому значения. Дверь открылась почти бесшумно, и остроносый сапог переступил порог. В нос блондинке ударила смесь ароматов алкоголя, мужского и женского пота и всевозможной парфюмерии. Она остановилась, осторожно прикрывая за собой дверь. Её голубые глаза скользнули по собравшейся внутри разношёрстной компании. Все столики были заняты, и лишь за барной стойкой ещё оставалось несколько свободных стульев. Светловолосая неслышно вздохнула. Её глаза вновь скользнули по посетителям и остановились на протиравшем стойку мужчине. Пару секунд она внимательно рассматривала его, а потом уверенно направилась к бару и легко запрыгнула на круглый стул. Внимательный взгляд её голубых глаз вновь скользнул по бармену, а потом перескочил на эмблемы пивоварен на кранах, а с них на графитную доску. По расслабленной позе девушки нетрудно было догадаться, что она – завсегдатай подобных заведений.
– Привет! – произнесла она, не дожидаясь, пока мужчина за стойкой уберёт тряпку. – Одну «Куба Либре» и побыстрее! – по её интонации нетрудно было догадаться, что она из тех, кто привык считать себя чуть ли не пупом Земли.
Представление о гигиене в этом месте определённо сводилось к тому, что бармен по мере сил старался не плевать в бокалы.

Отредактировано Eva Wagner (18.03.2024 03:40:38)

Всюду, где царит вольная жизнь, люди пьют. Романтике и приключениям всегда сопутствует бутылка. Ради первого и второго приучайся к третьему! А не хочешь – возвращайся к своим книжкам в бесплатную библиотеку, будешь опять читать о подвигах других, но зато уж о собственных и не помышляй, если не считать подвигом рабский труд у консервной машины за десять центов в час!
Сладкие нотки колы прекрасно дополнял обжигающий вкус рома. Блондинка томно прикрыла глаза, смакуя коктейль на языке, прежде чем отправить его в дальнейшее путешествие по пищеводу. Ей определённо стало заметно теплее, было ли дело в недавней пробежке от автобусной остановки до бара или же в горячительном эффекте спиртного. И она вновь поднесла стакан к губам, чтобы сделать большой глоток. Ева Вагнер относилась к тому типу людей, кому пить было нельзя. Слишком легко и быстро она пьянела, а ещё легче – теряла меру выпитого. В кабаре, где она работала танцовщицей, об этом знали все, и потому даже если у неё был выходной, наливать ей было строжайше запрещено. Но в этом баре такого правила не было, и Ева решила этим воспользоваться. Вскоре стакан был уже пуст, и на молчаливый вопрос бармена девушка ответила многозначительным жестом. По её телу разливалось приятное тепло, а голову начинала затуманивать приятная эйфория.
Есть, вообще говоря, два типа пьющих. Есть человек, которого знает каждый из нас, глупый, лишённый воображения, чей мозг поражён отупевшими червями; который идёт широким, но неуверенным шагом, часто падая в канавы, а кто – видит в крайности своего экстаза голубых мышей и розовых слонов. Он тот тип, который становится объектом насмешек в юмористических газетах.
Пьяница второго типа наделён воображением и проницательностью. Даже когда в голове у него шумит, он сохраняет привычную устойчивость – не пишет вензеля на мостовой, не валится с ног, хорошо знает, где он и что с ним происходит. Власть алкоголя распространяется лишь на его мозг, но не на тело. Такой человек бывает блестящим, остроумным, душою общества. Бывает и провидцем в космических масштабах, с железной логикой, нередко облечённой в форму силлогизмов. Алкоголь рассеял все иллюзии, раскрыл ему горькую правду о том, что душа его скованна железным обручем долга. В этот час алкоголь коварно показывает своё могущество. В канаве валяться – дело не хитрое. Но удержаться и не пасть – мучительнейшая пытка, если ты прозрел и понял, что тебе дано одно только право покончить с собой. В этот час прозрения становится очевидной истина, что познаваемы только законы жизни, но смысл её – никогда. И это страшный час! Сам о том не догадываясь, ты ступаешь на смертную стезю.
Ослепительный свет вдруг пронизывает всё. Бессмертия не существует это небылица, плод душевного смятения. Человек лишён инстинкта смерти: когда настаёт последний час, у него не хватает воли умереть.
Дураку гораздо легче. Он напивается до бесчувствия, спит одурманенный, и если видит сны, то всегда сбивчивые. А человеку с головой алкоголь посылает безжалостные и призрачные силлогизмы Белой Логики. И этот человек начинает взирать на жизнь с её суетой желчным взглядом немецкого философа-пессимиста. Развенчивает все иллюзии. Переоценивает все ценности. Добро – это зло, правда – обман, жизнь – не больше как шутка. Алкоголь толкает его на самоубийство – быстрое или медленное: пустить пулю в лоб или шаг за шагом уходить из жизни на протяжении многих лет. Кто свёл с ним дружбу, тому не избежать этой роковой, справедливой расплаты.
Вагнер поднесла к губам второй стакан любимого коктейля, широко улыбнулась и запоздало посмотрела по сторонам. Тут-то она и услышала всхлипы сидевшей через пару стульев от неё рыжей женщины. Блондинка приподняла бровь и повернулась к ней, пытаясь поймать её взгляд. Рыжая выглядела лет на десять постарше и настолько несчастной, что Еве даже захотелось купить ей бутылочку какого-нибудь сладкого ликёра, чтобы сделать этот вечер хоть чуточку менее горьким.
– Что случилось, красотка? Муж бросил? Так плюнь на него! – задорно произнесла девушка, салютуя женщине стаканом. – Поверь мне, ничто в этом паршивом мире не стоит наших слёз! – она сделала большой глоток.
Сила чувств и постоянство чувств, как огонь и вода, – извечные враги. Сосуществовать они не могут. И даже сам чародей алкоголь такой же раб органической химии, как и мы, смертные. Мы платим за марафонский бег своих нервов, и алкоголь не избавит нас от расплаты. Он может вознести нас высоко, но вечно удерживать там не властен, – иначе все люди стали бы его приверженцами. Зато уж если ты стал на его путь, так ты и плати за его дьявольскую кадриль!

Отредактировано Eva Wagner (20.03.2024 03:42:23)

В холодные, дождливые дни телефонные провода странно гудят, будто содрогаясь от сплетен, идущих по ним, от голосов, наполняющих их то болью, то радостью, то злостью. Погода оставила на них свои метки, и птицы – вороны, сороки, воробьи – часто сидят на них, быть может, слушая чужую человеческую речь. Но о том, что услышали, они молчат. Но город хранит свои тайны, и телефонные провода знают их все. Если вы потрогаете их рукой, то почувствуете дрожь, как будто души заключённых в них ушедших голосов бьются и пытаются вырваться.
Ева запрокинула голову, допивая содержимое стакана и жестом велела бармену приготовить ей третью порцию «Кубы Либре». Углекислый газ ускорял всасывание алкоголя, который уже вовсю бурлил в крови блондинки. Она ободряюще улыбнулась и перебралась на стул поближе к печальной незнакомке. Её брови чуть приподнялись. Интуиция нашёптывала ей, что где-то они уже с нею виделись, но Вагнер никак не могла не то что вспомнить где, но даже понять, что именно в рыжей женщине ей кажется знакомым. Ева чуть нахмурилась.
Когда ты приехала в чужую страну, чтобы сделать себе имя, а смогла стать всего лишь широко известной в узких кругах певицей кабаре, когда в свободное от получений затрещин от супергероев и танцев на сцене время ты спускаешь нажитые непосильным трудом деньги в какой-то грязной тошниловке посреди трущоб, всё ещё мечтая поймать судьбу за хвост, то можешь быть уверена только в одном – ты полная неудачница.
– Есть только одна форма жизни, более низкая, чем мужчина, обманывающий любимую женщину, и это – крыса, больная сифилисом, – глубокомысленно произнесла Ева, глядя незнакомке в глаза и ободряюще улыбаясь. Цвет её глаз, изменчиво-синий, поражал бесчисленным множеством оттенков, как переливчатый шёлк в лучах солнца. Они были то льдисто-голубыми – тёмными или светлыми, – то серовато-синими, то принимали лазурную окраску моря. Эти изменчивые глаза, казалось, скрывали её душу, словно непрестанно менявшиеся маски, и лишь в редкие мгновения она как бы проглядывала из них, точно рвалась наружу, навстречу какому-то заманчивому приключению. Со стороны могло показаться, что блондинка ещё вполне трезва, её слова звучали разборчиво, а в речи не было и намёка на пьяную замедленность, но ром уже ударил ей в голову, притупляя осторожность и настраивая на героический лад, попутно заставляя вспомнить все собственные неудачные романы. Ева Вагнер была законченной – стопроцентной – неудачницей. Состояться она смогла лишь на сцене кабаре, в то время как на суперзлодейской стезе из неё вышло редкое посмешище, а уж в обычной жизни об неё все и вовсе вытирали ноги. Несколько раз она начинала встречаться с парнями, но никто из них упорно не желал воспринимать её всерьёз. Как выразился последний, с кем она пыталась крутить роман, с нею было хорошо кувыркаться в постели, но она никак не тянула на ту, кому в эту постель хотелось бы подать завтрак. Вагнер мрачно вздохнула. По её кукольному личику пробежала тень, но она тут же совладала с собой и ободряюще подмигнула незнакомке. – Не извиняйся. У всех у нас бывает в жизни чёрная полоса. Кому-то удаётся превратить её во взлётную, а кто-то – разбивается, пытаясь, – Ева подхватила из руки возникшего у неё за спиной бармена стакан с перемешанной с ромом колой. – Готэм. Забудь всё, что ты слышала об этом городе. Или не удивляйся, когда те, кто улыбались тебе при свете дня, кто жали руку, спрашивали, как идут дела, желали счастливого будущего, внезапно подкрадутся со спины или просто пройдут мимо, когда ты будешь лежать в придорожной канаве и истекать кровью. Центр сверкает неоновой рекламой и никогда не гаснущими витринами, парк днём полон туристов, но просто дождись ночи или прогуляйся по городским окраинам, и город покажет тебе своё истинное лицо. Когда солнце садится, силы зла властвуют безраздельно. Никогда не падай в Готэме. Никто не протянет тебе руки, – с нарочитым пафосом произнесла Вагнер и поднесла к губам стакан. – Вот так вот переберёшься в Штаты, прельстившись американской мечтой, а её, оказывается, и на тех, кто тут родился, не хватает, не то что на залётных авантюристов, – Ева поморщилась, сделав слишком большой глоток.
Ева не знала, что такое одиночество по той причине, что у неё никогда не было друзей. Если бы у неё появился друг, а потом исчез, она, возможно, и поняла бы, что такое одиночество, ну а так оно составляло самую суть её жизни.

Время, похоже, просто мчится, как машина без тормозов, летящая по склону холма к оживлённому перекрестку.
Если бы Ева догадалась сначала перекусить, а потом уже начать заливать в себя огненную воду, и реши она пить ром неразбавленным колой, возможно, этот разговор бы и не состоялся. На трезвую голову Вагнер была куда осмотрительнее. Но сахар, кофеин и углекислый газ ускоряли проникновение алкоголя в кровь, а кофеин ещё и облегчал его доступ к и без того отличающемуся сообразительностью, но не умом головному мозгу блондинки, и в отсутствии в её пищеварительном тракте чего бы то ни было, что хоть немного замедлило бы всасывание спиртного, ром ударил ей в голову уже с первого стакана, заставляя проникнуться печальной историей незнакомки и провоцируя на ответную откровенность. В конце концов, они же видели друг друга в первый и, скорее всего, последний раз, а потому эта задушевная беседа вряд ли могла выйти кому-либо из них боком. Не последнюю роль сыграло и то, что Еве уже очень давно не выпадало шансов поговорить по душам хоть с кем-нибудь, кроме старой бродячей собаки, нашедшей приют на пустыре за домом, где звезда «Ноктюрнал» снимала самую дешёвую квартиру. По вечерам Ева подкармливала её остатками собственных отнюдь не роскошных трапез и жаловалась на жизнь, глядя в тронутые катарактой умные коричневые глаза. До этого она пыталась молиться и разговаривать с богом, но даже беседы с собакой оказались куда продуктивнее. От неё можно было дождаться хоть какого-то ответа.
Бог – отвратительный собеседник. В этом сомнений быть не может.
– Вот и правильно, – кивнула Ева, стоило незнакомке пожаловаться, что она не может пить. – Женщина и не должна пить, – она невесело усмехнулась. – Просто взгляни на меня, и у тебя не останется ни малейших сомнений, – Вагнер глубоко вздохнула и поднесла стакан с коктейлем к губам. – Твоё здоровье, красотка. Не знаю, как тебя зовут, – она вопросительно приподняла золотистую бровь и сделала большой глоток, слегка поморщившись. – По моим наблюдениям, люди делятся на два типа – перекати-поле, вроде меня, которые срываются с места в поисках лучшей жизни по первому же мановению ветра, и таких вот, как ты, патриотов своей малой родины, которые всю жизнь так и остаются там, где родились. И нет в этом никакой мистики, – она развела руками.
Когда человек уезжает в далёкие края, он должен быть готов к тому, что ему придётся забыть многие из своих прежних привычек и приобрести новые, отвечающие изменившимся условиям жизни. Он должен расстаться со своими прежними идеалами, отречься от прежних богов, а часто и отрешиться от тех правил морали, которыми до сих пор руководствовался в своих поступках. Те, кто наделён особым даром приспособляемости, могут даже находить удовольствие в новизне положения. Но для тех, кто закостенел в привычках, приобретённых с детства, гнёт изменившихся условий невыносим, – такие люди страдают душой и телом не умея понять требований, которые предъявляет к ним иная среда. Эти страдания порождают дурные наклонности и навлекают на человека всевозможные бедствия. Для того, кто не может войти в новую жизненную колею, лучше сразу вернуться на родину; промедление будет стоить ему жизни.
Вопрос незнакомки заставил Еву глубоко задуматься. Она поднесла полупустой стакан к губам и лениво потянула коричневатую пузырящуюся жидкость. Так и стоило пить крепкие коктейли, но сначала она слишком хотела согреться, а потом уже достигла той кондиции, когда море становится по колено, а лужа – по уши. И всё же вопрос, что же завлекло её в Готэм, заставил пьяную суперзлодейку вспомнить об осторожности. Проклятый город привлёк не Еву Вагнер. Он манил к себе Блицкриг, как пламя свечи – ночную бабочку. И, подобно бездушному пламени, он жестоко опалил наивную девицу, не дав ничего добиться, но так и не отобрав надежду, за которую она по бесконечной своей глупости всё ещё отчаянно цеплялась, несмотря ни на что.
– Тоже мне трагедия, – махнула рукой Ева, глядя собеседнице в глаза. – Уверена, у вас в Америке шутки про идиоток, вроде меня, уже давно превратились в отдельную рубрику в посвящённых юмору колонках, – она передёрнула плечами. – Глупая немецкая девочка, учившаяся в театральном, мечтала о славе и думала, что в Голливуде её, всю такую молодую и талантливую, ждут с распростёртыми объятиями. На все свои скромные по возрасту сбережения, которые позволили бы ей неплохо устроиться на родине, она перебирается через Атлантический океан, чтобы правящие балом продюсеры дали ей понять, что Америке своих талантов девать некуда, а тут ещё всякие безымянные дурочки из благополучных и не очень стран приползают. Домой возвращаться ей было уже не на что, да и показываться родителям на глаза после такого показалось слишком стыдно, вот она и поселилась там, где смогла найти своему таланту хоть какое-то применение, – Вагнер передёрнула плечами и глубоко вздохнула.
Ирония была в том, что реши она отказаться от попыток сделать карьеру суперзлодейки и перестань тратить деньги, зарабатываемые на сцене кабаре, на всевозможные авантюры, неуклонно оборачивающиеся позорнейшими провалами, и её жизнь вскоре бы наладилась – певицей и танцовщицей она была далеко не худшей. Но нереализованные амбиции требовали от неё большего. Ева Вагнер была одержима жаждой жизни, стремлением ощущать её трепет, «шевелиться крохотным комочком среди космической пыли, из которой возникла».

Для Евы Вагнер на кривой дорожке пьянства не стояло никаких препятствий. Она напоминала открытый колодец во дворе, где играют дети. Отважным малышам, которые ещё и ходят-то еле-еле, но уже полны любопытства к жизни, бесполезно говорить. «Не подходи, опасно!» Всё равно подойдут. Родители это знают. И знают, что кое-кто из детей, наиболее любознательных и смелых, непременно свалится в колодец. Есть только один верный способ уберечь их – закрыть колодец. Так и со спиртным. Никакие слова и поучения не удержат зрелых людей и подрастающую молодёжь от пьянства, если алкоголь будет неизменно доступен и его употребление будет символизировать отвагу, мужество и величие духа.
Блондинка кивнула рыжей.
– Ева. Приятно познакомиться, Джоан, – её алебастровое личико озарила искренняя улыбка. Ева отнюдь не походила на горькую пьяницу, каким-то немыслимым образом ухитряясь при своём разрушительном образе жизни сохранять внешний лоск и даже живость ума, хотя, казалось бы, сколько раз её били по голове, всё её содержимое, давно уже должно было вылететь через уши. Она поставила почти пустой стакан на стойку. – Счастливый ты человек, Джоан, – из груди девушки вырвался глубокий вздох. – Мне вот уже давно терять совершенно нечего, – она развела руками.
Алкоголь многолик. Он привлекает не только слабых и изверившихся, но и пышущих здоровьем богатырей, и неистребимых жизнелюбов, и тех, кому ненавистно безделье. Он может подхватить под руку любого человека, как бы тот себя ни чувствовал. Он может опутать своими сетями каждого, лишив его воли к сопротивлению. Он дает людям новый светоч вместо старого и фейерверк иллюзий вместо скучной действительности, но в конце концов грубо обманывает всех, кто заключил с ним сделку.
Ева внезапно умолкла, задумчиво разглядывая собеседницу. Она мало кому рассказывала даже подретушированную историю своего разочарования в Американской мечте, а уж о её невесёлом детстве и вовсе знали только её родители, да она сама, плюс что-то сумели разнюхать оставшиеся в такой далёкой теперь Германии однокашники. Немка глубоко вздохнула. Будь она трезвее, и на этом её и без того небезупречная откровенность бы и закончилась, но её вечное стремление всегда и везде всех перещеголять, подогретое изрядной порцией сдобренного Кока-Колой рома, в очередной раз взяло над нею вверх. Ева Вагнер не желала позволить кому бы то ни было этим вечером быть несчастнее неё – идиотки, выложившей за красивый плащ и новое платье половину денег, которые у неё оставались после уплаты коммунальных платежей и аренды её каморки, а это означало, что жить ей почти месяц впроголодь. Но в этом она признаваться, конечно, не собиралась. Тем более, что обновки определённо того стоили.
– Моя мать пыталась разработать идеальную систему воспитания, – понизив голос, вновь заговорила Ева, глядя Джоан в глаза. – Она мечтала сделать научную карьеру и оставить после себя наследие на века, как Бенджамин Спок. И я стала для неё подопытным кроликом для обкатки её системы, – девушка невольно поморщилась. – Она хотела, чтобы я видела мир исключительно в чёрно-белых тонах с самых пелёнок. А если я пыталась разглядеть серые тона или не понимала, почему должна считать чёрное – чёрным, а белое – белым просто потому, что мне так сказали, мать бралась за ремень, – Вагнер неожиданно для себя всхлипнула. Давно оставшиеся в прошлом споры с матерью, в которых та никогда не давала ей выиграть, встали перед мысленным взором девушки, заставляя покраснеть от стыда за собственную беспомощность. Ева залпом допила коктейль. – Самое смешное – она хотела разработать такую систему, в которой телесные наказания были бы не нужны. Чтобы хватало и слов. Только вот я её подвела. Со мной одними словами не получилось, – блондинка ссутулилась. – А потом она отправила меня в школу, и внезапно оказалось, что мир не то что не чёрно-белый, а даже не серый, а и вовсе очень даже цветной. А я не понимала, как в нём жить, когда стоит промолчать, а когда открыть рот, – Ева вновь поморщилась, явно вспоминая что-то очень болезненное. – Вот я и взбунтовалась. Сначала поступила в театральный, хотя мать была категорически против, а потом сбежала сюда, – она развела руками и подхватила со стойки наполненный заново стакан и поспешила отправить едва ли не половину его содержимого в рот.
Когда человек начинает пить разумно, не теряя рассудка, это значит, что он далеко зашёл и дело плохо.
Ева могла бы ныть до самого утра, но внезапный вопрос случайной собеседницы заставил её замолчать и задумчиво посмотреть по сторонам. Она лукаво улыбнулась и чуть наклонилась к Джоан, переходя на вкрадчивый шёпот.
– Не скажу, что я тут завсегдатай, но раза два в месяц меня сюда и правда заносит, – произнесла она, подмигивая. – Познакомиться тут можно с кем угодно, красотка. Всё зависит от того, что ты ищешь. Кого-нибудь покувыркаться в постели на одну ночь? Собутыльника? Пушера? Или кого-то поинтереснее? Вряд ли ты найдёшь тут красавчика, с которым захочешь жить долго и счастливо, – Ева хихикнула собственной шутке. – Вон тот негр, – она одними глазами указала на отражение рослого чернокожего парня в сером худи, сидевшего ближе всех к двери, в начищенном до блеска бокале, висевшем среди десятка таких же, над стойкой. – Он может подогнать почти любую дурь. Вон та брюнетка поможет, если тебе нужен кто-то, чтобы согреть постель на час – два. Предпочитаешь мальчиков или девочек? – блондинка неприятно ухмыльнулась. Опьянение определённо начинало брать над нею вверх, но она всё ещё ухитрялась держаться неожиданно бодро. – А видишь вон того усача за столиком в дальнем углу? – она вновь одними глазами указала на висевшие над стойкой перевёрнутые бокалы, а точнее – на отражение коренастого седоватого мужчины в спортивном костюме. Его лицо и в самом деле украшали роскошные моржовые усы. – Его зовут Борис «Бритва», или Борис «Хрен попадёшь». Резкий, как удар серпом по яйцам, и жёсткий, как удар молотом – живой советский герб. Говорят, эту сволочь вообще невозможно убить. Он распространяет из-под полы разнокалиберные товары, если понимаешь, о чём я, – Ева вновь подмигнула Джоан.
Тем, кто одарён воображением, кто страстно и горячо любит жизнь, алкоголь шлёт Белую Логику, апостола высшей правды, врага жизни, жестокую и холодную, как межзвёздные пространства, как труп, как лёд неопровержимых доказательств и незабываемых фактов. Алкоголь не хочет, чтобы мечтатель грезил, чтобы живущий жил.

Отредактировано Eva Wagner (02.04.2024 03:18:42)

Талант не может дремать, не знает, как это, сидеть сиднем. Независимо от того, идёт ли речь о вскрытии сейфов, чтении мыслей, делении в уме десятизначных чисел, талант требует, чтобы его использовали. Кричит об этом, не умолкая. Будит ночью после самого тяжёлого дня, крича: «Используй меня, используй меня, используй меня! Я устал от ничегонеделания! Используй меня, дурья башка, используй!».
– Бунтарка? – Ева усмехнулась, поднося к губам стакан. – Скорее, нерадивая дочь, которой вечно порка, да исполосован зад, – она сделала большой глоток. – Что это за бунт, если мне на него хватило духу только, когда я смогла почти безболезненно съехать из отчего дома? Так, жалкая пародия. Вся моя жизнь, если задуматься, одна сплошная пародия. Пародия на несчастное детство, пародия на бунт, пародия на карьеру актрисы. Некоторые любят сравнивать жизнь с усыпанной розами дорогой, на которой, если слишком отвлечёшься на мягкость лепестков и пьянящий аромат, непременно наступишь босой ногой на шипы. А мне, вместо роз, на эту дорогу накидали грабель, вот я по ним и танцую с самого детства, – Ева допила коктейль и в очередной раз жестом скомандовала бармену повторить. Он поймал взгляд «Джоан» и выразительно закатил глаза. Вагнер уже несколько раз напивалась в этом баре до состояния, в котором её оставалось только самым буквальным образом выпнуть за дверь, чтобы она не начала буянить или не уснула прямо на стойке, а то и под нею.
Ева уже давно начала понимать: она так много пьёт не потому, что не может обрести душевный покой. Причина выдавалась за следствие. Она не могла обрести душевного покоя, потому что слишком много пила. Ей хотелось протестовать, сказать, что такого просто не может быть, такого и нет, это уж очень простое объяснение. Но было именно так.
– Не благодари, – заговорщицки усмехнулась Ева. – Я в чёрт знает скольких тысячах километров… – она запнулась и устремила задумчивый взгляд на пузырящуюся коричневатую жидкость в своём стакане. – Или миль? Нет. Я из Европы, а у нас там всё в километрах. Так вот, смотри: я в чёрт знает скольких тысячах километрах от дома, в баре, слушаю музыку, которую на дух не переношу. Я безоружна. И я бухаю. Подруга, не стоит тебе слушать мои советы, – Ева отсалютовала Джоан стаканом, прежде чем залпом влить в себя его содержимое.
Тянуло напиться до беспамятства – только в таком состоянии она смогла бы как-то мириться с электронной долбёжкой и людьми-роботами вокруг.
Скорее всего, будь Ева потрезвее, настолько откровенная провокация со стороны случайной собеседницы вызвала бы у неё, разве что, лукавую усмешку, а то и подозрения, но сейчас она была уже в том состоянии, когда весь мир казался бесконечно дружелюбным, и ей хотелось поделиться со всеми и с каждым своим талантом. На алебастровом личике Вагнер заиграла широкая улыбка.
– Это можно! – громко произнесла она, поднимаясь из-за стойки. Бармен переглянулся с вышибалой. По их взглядам можно было понять, что они готовы ко всему, но ещё не уверены, придётся ли им ловить блондинку на выходе при попытке сбежать, не заплатив за выпивку, или же вышвыривать за дверь, чтобы она не приставала к другим посетителям. А Ева вдруг запрыгнула на стойку, распахивая плащ, выставляя напоказ маленькое фиолетовое платье, скорее подчёркивавшее достоинства её фигуры, чем скрывавшее их. – Что за примитивная у вас тут электронщина! Объявляю вечер живой песни! Что за репертуар у вас? Надо что-нибудь массовое петь, с-современное… как это… Mmm, yeah,
Yeah, yeah, yeah, yeah, yeah, yeah
Yeah, yeah, yeah, yeah, yeah, yeah! – безупречно попадая в ритм, затянула Ева, пританцовывая на стойке, активно вертя подтянутыми бёдрами. – I think I did it again!
I made you believe we’re more than just friends,
Oh baby!
It might seem like a crush,
But it doesn’t mean that I'm serious, – она наклонилась к бармену, хватая его за грудки и притягивая к себе. – ‘Cause to lose all my senses –
That is just so typically me!
Oh baby, baby! – губы Евы символически коснулись лба явно не ожидавшего такого поведения пьяной девицы мужчины. Она широко улыбнулась и вдруг перепрыгнула на ближайший столик, заставив сидевшую за ним парочку дёрнуться в разные стороны. – Oops… I did it again!
I played with your heart
and got lost in the game (oh baby baby)!
Oops, you think I'm in love,
that I’m sent from above.
I’m not that innocent! – Ева в последний момент схватила за шиворот едва не рухнувшего на пол вместе со стулом парня, но почти сразу же отпустила его и перепрыгнула на соседний столик. – You see, my problem is this –
I’m dreaming away,
Wishing that heroes, they truly exist.
I cry, watching the days!
Can’t you see: I’m a fool in so many ways! – грациозно перескакивая со столика на столик, Вагнер добралась до сцены, приковав к себе всеобщее внимание. Она повисла на пилоне, изгибаясь не хуже цирковой акробатки. – But to lose all my senses –
That is just so typically me!
Oh baby, baby… – внезапно Ева запрыгнула на столик, за которым разместилась только что вошедшая троица. Она наклонилась к тому, кто ей показался главным в компании. – «Все на борт!» – нарочито хрипло выкрикнула девушка и тут же схватила мужчину за грудки, потянув к себе. – «Ева, пока ты не ушла, я хочу вручить тебя что-то…» – произнесла она, передразнивая мужской голос и тут же уже нарочито женственно ответила: – «О, как красиво, но это разве не…?» – она картинно схватилась за сердце, но тут же вновь принялась изображать мужчину. – «Да, именно он…» – она чуть отстранилась, чтобы ответить: – «Но я думала, что старушка уронила его в море в конце?» – она вновь наклонилась к явно не слишком-то довольному таким экспромтом мужчине. – «Милая, я спустился на дно и нашел это для тебя!» – проворковала она за него и расплылась в улыбке. – «О, право, не стоило…» – Ева оттолкнула мужчину от себя с такой силой, что он рухнул на пол вместе со стулом. – Oops I! did it again to your heart –
Got lost in this game, oh baby!
Oops you!… think that I’m sent from above!
I’m not that innocent… – Ева разлеглась на столе, приняв позу, в которой зрителям поневоле открывался идеальный вид на все её прелести.
Одинокие заядлые алкоголики всегда создают вокруг себя некое ментальное поле, обеспечивающее им полную независимость от окружающей среды и изолированность от оной.

Вещи бывают живые – и неживые. И живых вещей надо остерегаться. Неживые всегда остаются на месте, а живые двигаются, и никогда нельзя знать заранее, что они могут сделать.
Разлёгшись на столе в самой соблазнительной, насколько ей позволяли правила приличия, позе, Ева запоздало сообразила, что этим вечером она вовсе не в «Ноктюрн», и здесь она отнюдь не звезда сцены и гвоздь программы, а всего лишь ещё одна посетительница и, скорее всего, далеко не самая важная и дорогая, а потому за такие фортели её вполне могут и побить. Причём даже ногами, и вышибала запросто может прийти на помощь отнюдь не ей. Вот только отступать было уже поздно, и всё, что ей оставалось, это отчаянно делать вид, как будто вся её выходка вовсе не причуды допившейся до потери связи с реальностью неудачницы, а продуманный перформанс звезды больших и малых театров, решившей добавить выступление в этом занюханном баре в своё портфолио. И грохот аплодисментов, послышавшийся с разных сторон, давал понять, что поразить публику ей определённо удалось. Ева широко улыбнулась. Теперь, если бы дело дошло до драки, она могла бы рассчитывать на поддержку как минимум половины аудитории, что не могло не радовать. Конечно, Ева и сама вполне могла за себя постоять, и ей уже не раз приходилось драться в барах, но на стороне противников было преимущество как в количестве, так и в весовой категории. Кроме того, в отличие от блондинки, они ещё были почти что трезвыми, хотя это могло сыграть в обе стороны. Но пока Ева соображала, от кого ей прилетит по физиономии, чтобы успеть закрыться или ударить первой, на помощь ей внезапно пришла та, от кого она этого никак не ожидала. Приняв протянутую руку Джоан, Вагнер проворно соскочила со стола, подхватив подвернувшийся стакан, полный разбавленного содовой водой виски. Не могла же она не присвоить никаких чаевых? И, потягивая бесплатный напиток, покачивая бёдрами, певица и танцовщица позволила новой знакомой увести себя в другой конец бара. Плюхнувшись на диван, она откинулась на спинку, довольно улыбаясь.
– О, ты мне льстишь, – с напускной застенчивостью улыбнулась Ева, поймав взгляд Джоан. Ей хотелось выйти на бис. Возможно, уже без танцев на столах, а всего лишь с песенным номером на пилоне, чтобы не испытывать удачу. Её сердце билось быстрее, а мысли вертелись бешеным калейдоскопом, поддавшись уже не алкогольному, а адреналиновому опьянению. В избытке чувств Ева внезапно обняла Джоан, словно лучшую подругу. По её лицу этого невозможно было понять, но то, насколько нежно и в то же время крепко руки Вагнер прижали женщину к себе, выдавало, насколько она одинока, насквозь. Одинокий представляет собою только тень человека, а кто не любим, тот везде и среди всех одинок. И это одиночество легко становится любовником. Ева быстро отстранилась от новой знакомой, которую ей так хотелось назвать подругой, но даже её одурманенный алкоголем разум понимал, что уже следующим утром эта женщина даже и не вспомнит, что сидела за одним столом со звездой кабаре. – Хочешь отблагодарить меня? Закажи мне большую порцию «Лонг Айленд айс ти»! – Ева широко улыбнулась.
В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле.
А пока «Джоан» исподволь пыталась не дать Еве вдохновиться на повтор музыкального номера на бис, из импровизированного зрительного зала на них смотрели десятки пар любопытных глаз, среди которых были и те, внимания которых так хотелось избежать героине под прикрытием. «Дикий» не успел заподозрить неладное, но уж точно не хотел позволить посмевшей уронить его на пол девице уйти безнаказанной, хотя и не был до конца уверен, возмущён он или восхищён такой наглостью. И единственное, что не давало ему подняться из-за столика и взять бесстыдную блондинку за шкирку, был риск срыва сделки, до которой оставались считанные минуты.
Допившаяся алкоголичка похожа на энергичную маленькую демоницу. Она начинает звонить своим бывшим парням и оскорблять их по телефону или выезжает на тротуар, по которому идёт стайка детей. Она уходит с работы, грабит магазин, дарит своё обручальное кольцо. Энергичная маленькая демоница.

Отредактировано Eva Wagner (07.04.2024 00:32:24)

Апокалипсис стал чем-то банальным после мыслей о миллениуме. В этом мире нет чего-то объективного, и конец для каждого свой. Стоит ему посетить тебя, и ты не подумаешь, что он банален.

Ева ободряюще улыбнулась Джоан. Вопрос новой знакомой застал её врасплох. О том, как она собирается добираться домой, блондинка не задумывалась, предпочитая решать проблемы по мере их поступления. Для неё это была бы далеко не первая пьяная прогулка по Готэму. То ли у неё были какие-то зачаточные метаспособности, позволявшие незначительно манипулировать вероятностями, благодаря чему она всякий раз и ухитрялась выжить и отделаться лёгкими травмами там, где большинство людей бы сложило голову, то ли права была народная молва, и с такой круглой идиоткой ничего не могло случиться просто потому, что дуракам всегда везёт, но каким-то чудом она неизменно возвращалась домой живой и невредимой. Хотя ещё чаще она и вовсе засыпала в придорожной канаве, где её до того, как она успевала получить серьёзное отморожение, находили сердобольные горожане или полицейский патруль, после чего просыпалась она уже в ночлежке и шла домой на трезвую голову, выслушав лекцию о вреде алкоголя. В том, что эта ночь закончится для неё примерно так же, блондинка почти не сомневалась.

– Как-нибудь да доберусь, – усмехнулась Ева, поймав встревоженный взгляд Джоан. Она не была до конца уверена, насколько ей новая знакомая искренна, но ей хотелось думать, что та и в самом деле беспокоится о ней. – А не доберусь, так никто во всём этом городе даже и не вспомнит, что была такая Ева Вагнер, – улыбка блондинки стала невесёлой. – Померла Ева, да и чёрт бы с нею, – она развела руками. Вагнер не питала иллюзий. Даже в «Ноктюрн» горевали бы о её потере ровно те несколько часов, пока не нашли бы новую певицу. Незаменимых людей не существовало, в этом она убедилась уже очень и очень давно.

Душевная боль всегда внезапна. В отличие от боли физической, к ней нельзя подготовиться или привыкнуть, она накрывает с головой, и далеко не каждый может от неё оправиться.

Едва Джоан скрылась за дверью с табличкой в виде силуэта женщины, словно сошедшего с обложки какого-нибудь нуарного детектива, бармен достал из-под стойки телевизионный пульт и принялся перебирать кнопки. Изрядно надоевшая Еве музыка выключилась, а тёмные широкие экраны нескольких закреплённых на стенах телевизоров засветились. Из динамиков послышался гул множества голосов рассевшихся на трибунах болельщиков, а пару секунд спустя стал виден и сам баскетбольный стадион. В левом верхнем углу высветились названия команд. Вагнер чуть прищурилась, пытаясь прочитать их. Алкоголь постепенно начал брать над нею вверх, и первым признаком этого стало небольшое размытие зрения. «Чикаго Буллз» этим вечером играли против «Миннесота Тимбервулвз». Ева чуть выпрямилась на диване. За те недолгие годы, которые ей довелось учиться в школе, она успела поиграть в женской баскетбольной команде. И именно тогда в первый раз задумалась, что ей интереснее индивидуальные виды спорта.

– Ваш коктейль, мисс, – послышался над её ухом голос официанта.

– Благодарю! – Ева подхватила с подноса высокий стакан и тут же пригубила его. На её раскрасневшемся от выпитого алебастровом лице заиграла рассеянная улыбка. Её начавшие мутнеть голубые глаза скользнули по бару, подмечая тех, кто стал доставать спортивную символику. Сама она собиралась болеть за «Волков» просто потому, что волки с самого детства нравились ей больше коров. Ева глубоко вздохнула, невольно вспоминая, как расстроилась, когда в конце «Трёх поросят» поросёнок, построивший кирпичный домик, сварил и съел угодившего в котёл волка, до этого успешно расправившегося с его братьями. Примерно такие же эмоции у неё вызвала и немецкая версия «Красной Шапочки», а вот от французского оригинала, заканчивавшегося торжеством волка, она после этого пришла в восторг, который даже не сумела скрыть, за что получила ремня от матери – той категорически не понравились такие симпатии дочери.

Вспоминать прошлое – словно собирать разбитое зеркало. Изображение дробится, сама меняешься. Собирая зеркало можно порезаться. Сойти с ума. Или обрести свободу.

Ева зажмурилась от удовольствия, смакуя на языке глубокий вкус коктейля. Она слышала, как комментатор объявил о начале матча, но не собиралась портить себе удовольствие и не спешила открывать глаза. А потому обнаружила, что компания джентльменов, на столе которых она успела полежать, прихватив в качестве платы за соблазнительное зрелище стакан виски, решила продолжить знакомство, лишь когда они уже обступили её столик со всех сторон. Ева обвела их маслянистым взглядом льдисто-голубых глаз и сделала большой глоток «холодного чая».

– Смотреть можно бесплатно, остальное – за деньги, – невозмутимо произнесла она, широко улыбаясь.

– Что я говорил вам, ребята! – хохотнул главарь. – Ещё одна дешёвая шлюха!

Его спутники расхохотались.

– Может быть, я и шлюха, – не выдавая зашевелившегося внутри неё возмущения, отозвалась блондинка. – Но отнюдь не дешёвая. Шли бы вы отсюда, мальчики, – она презрительно махнула рукой. – Вы определённо не в моём вкусе, чтобы развлекаться с вами бесплатно, а я определённо таким как вы не по карману! – Ева поднесла к губам стакан.

– Не ломайся, куколка! – не скрывая раздражения парировал Дикий. – Пойдём в туалет? Встанешь мордой к стенке и воображай, что тебя пялит какой-нибудь Брэд Питт! – он положил руку девушке на плечо.

Ева раздражённо передёрнула плечами, сбрасывая его ладонь. Из динамиков внезапно донёсся торжествующий крик комментатора, объявившего, что «Чикаго Буллз» открыли счёт. До ушей Евы донеслись разочарованные вздохи и ругательства. Она резко поднялась из-за стола, выплёскивая недопитый коктейль Дикому в лицо.

– Они болеют за «Быков»! Ату их! – заорала девушка на весь зал, опрокидывая злосчастный стол.

Большая часть собравшихся этой ночью в баре болельщиков успела разогреться алкоголем ещё до начала матча, а потому дважды приглашать их начать старую добрую драку фанатов не потребовалось.

Рано или поздно обнаруживаешь, что леди удача – обыкновенная проститутка, а у тебя закончились наличные.

Отредактировано Eva Wagner (08.04.2024 22:00:54)

Людские умы, а особенно детские, похожи на колодцы – глубокие колодцы, но в глубине их – чистая вода. И иногда, когда какая-нибудь мысль слишком тяжела, чтобы постоянно возвращаться к ней, человек запирает её в тяжелую коробку и бросает в глубину колодца. Он слышит всплеск воды… и коробка пропадает. На самом деле, конечно, она не исчезает: даже у самого глубокого колодца есть дно, и, если вещи не видно, это не значит, что её нет. Она там, покоится на дне… Коробки же, в которые мы заключаем зло и бросаем в колодец, гниют, и яд жестокости может со временем вытечь и отравить воду… и когда колодец ума серьезно отравлен, то в результате получится то, что называется безумием.
Вагнер не раз дралась в барах, но сейчас готова была пожалеть, что это не просто пьяная драка. Нечасто же одолевает ностальгия по тем временам, когда твою морду лица метелят шестеро матросов. И всё же её расчёт оказался точен. Дикому и его дружкам почти сразу же стало совсем не до неё. Вот только и она тут же оказалась заложницей собственного триумфа – незаметно выбраться из не такого уж и просторного бара, в котором началась драка стенка на стенку, было не самой простой задачей. Точнее, в том, что выбраться без единого синяка она сумеет, Ева не сомневалась ни секунды. Она бывала и в худших передрягах, но вот перспектива порвать или испачкать плащ или, хуже того, новое платье, заставляла её сидеть смирно, выжидая подходящий момент. Наконец, тени на стене стали чуть бледнее, давая понять, что дерущиеся отошли от опрокинутого стола, и белобрысая тут же осторожно высунулась из укрытия, но не успела она толком понять, свободен ли путь, как рядом с нею внезапно возникла Джоан. Ева моргнула, поражаясь прыти новой знакомой. Внезапный выброс адреналина, вызванный осознанием перспективы оказаться битой, возможно, даже ногами, заставил незадачливую блондинку резко протрезветь. Только сейчас она сообразила, что под кожей у той перекатывались достойные отнюдь не домохозяйки мышцы. А ещё мгновение спустя до Вагнер дошло, что ей показалось подозрительным, когда она возлежала на столике любвеобильного хама и его компании. Боковым зрением ей всё же удалось заметить, как Джоан залезла тому в карман, прежде чем увести её в другой конец бара. Связать между собой остальные события этого вечера блондинка не успела – новая знакомая поспешила потащить её прочь из бара, не давая собраться с мыслями.
Всякий раз, выходя за дверь, стоит быть очень осторожной, потому что всякая тропинка, начинающаяся у крыльца, на самом деле дорога, а любая дорога бесконечна. И если забыть об осторожности, можно оказаться… очень далеко и обнаружить, что ты чужачка в чужой стране, а как ты попала туда, неведомо и тебе самой.
Глоток свежего воздуха окончательно прояснил мысли Евы. И теперь она уже не могла отделаться от мысли, что «Джоан», если эту женщину и в самом деле так звали, её всего лишь использовала. Вот только ничем подкрепить свои домыслы Вагнер не могла, а потому только молча бежала за нею, силясь вспомнить, что же в этой «Джоан» с самого начала показалось ей смутно знакомым, словно они уже где-то встречались. Вопрос женщины заставил её усмехнуться. Этот вечер был сравнительно невинным по сравнению с её обычными развлечениями. Но признаваться в этом она, конечно же, не собиралась.
– Нередко, – честно произнесла Ева, глядя «Джоан» в глаза. – Драки в баре в программу входят намного реже, чем ты могла бы подумать, – добавила она, осклабившись. – Что такое? Хочешь отшлёпать меня за плохое поведение и поставить в угол? – в голосе Вагнер отчётливо ощущались пьяные нотки, но теперь она ненавязчиво акцентировала их, не желая давать «Джоан» понять, что что-то заподозрила, тем более, что сама всё ещё не понимала, что именно.
Горе, как пьяный гость, всегда возвращается для прощальных объятий.

Нам не дано знать, каким дням и событиям суждено изменить нашу жизнь. Может, это и к лучшему.

Ева глубоко вздохнула. Адреналин всё ещё бурлил в её крови, разгоняя заполнявший голову алкогольный туман, но даже она понимала, что это ненадолго. Скоро нервы успокоятся, и тогда всё выпитое окончательно возьмёт своё. И ей очень повезёт, если к этому моменту она будет дома, а не где-нибудь на полпути. Даже рассиживаться на холодной скамейке, хоть и в приятной компании, определённо не стоило. С каждой минутой опасность расслабиться и заснуть только увеличивалась, а пьяный сон морозной январской ночью под открытым небом уж точно не кончился бы для неё ничем хорошим. Ева вновь вздохнула. Она прекрасно понимала, что если эта ночь и в самом деле станет для неё последней, никто, кроме, разве что, владельцев «Ноктюрн», которые недосчитаются звезды сцены, даже не вспомнят, что жила такая Ева Вагнер. Может быть, завсегдатаи кабаре посетуют, куда подевалась красотка с ангельским голосом. Но никто не заплачет по ней, никто не придёт на её похороны. Ева покачала головой, прогоняя становящиеся всё более вязкими мысли. Опьянение определённо вновь начало брать своё, иначе бы её не понесло на столь мрачную философию. Она поймала взгляд Джоан и улыбнулась в ответ.

– Иногда мне кажется, что вся наша жизнь уже давно превратилась в какое-то дурное реалити-шоу, – задумчиво произнесла она. – А многие мнят себя его главными звёздами, выкладывая каждую секунду своего, обычно, зауряднейшего бытия куда-нибудь в «Инстаграм» или «ТикТок», – Ева хихикнула. – Интересно, эта драка уже транслируется где-нибудь в «Фейсбуке» или на «Ютьюбе»? – она похлопала новую знакомую по плечу. Провоцировала та её или нет, да и действительно ли её звали «Джоан» не имело никакого значения. В конце концов, обе они выбрались из злополучного бара, отделавшись лёгким испугом. А ведь ничто не мешало этой женщине бросить незадачливую девицу, добившись своего. – Ближайшие пару недель я сюда ни ногой, – усмехнулась Ева. – Всё равно не пустят, – она вновь хихикнула, запоздало сообразив, что главный её план на вечер, как ни странно, удался. Ей удалось напиться, не заплатив ни цента, пусть даже и несколько иначе, нежели она рассчитывала. – Жаль, вся наша жизнь не лёгкий романтический мюзикл, в конце которого все, даже злодеи, оказываются счастливы, никто не умирает, и никому не приходится плакать под дождём, стоя на берегу, пока на озарённом огнями теплоходе дорогой ему человек целует везучего соперника, – Ева передёрнула плечами. Её начал пробирать холод. – Нет. Вся наша жизнь – или жестокая драма, или и вовсе трагикомедия. А в этих жанрах даже бытие главным героем никому не гарантирует счастливого конца, – она развела руками. – Для нас с тобой этот вечер обернулся музыкальной комедией, для тех, кто остался там, – Вагнер кивнула в сторону бара, – трагикомедией, в которой все закончат в приёмном отделении у врача-травматолога, – она хохотнула. – Как думаешь, кто всё-таки выиграет матч – «Волки» или «Быки»? – Ева широко улыбнулась. – Не знаю, как ты, а я болею за «Волков», – добавила она, не дожидаясь ответа.

Иногда люди должны на собственном опыте убедиться, что совершили ошибку. К сожалению, невозможно совершать ошибки других людей вместо них самих.

Ева вздрогнула всем телом. Холод начинал брать своё. Она плотнее запахнула явно слишком лёгкий для зимы плащ и поднялась со скамейки, обнимая себя за плечи. Её вновь пробила дрожь. Стоило вызвать такси, но на него у неё после покупки обновок денег уже не осталось, а потому она могла лишь постараться идти быстрее, надеясь не успеть продрогнуть до костей.

– Да, было весело, – Ева широко улыбнулась, глядя «Джоан» в глаза. – Приятно было познакомиться, – она сделала книксен. – Пора прощаться. Может быть, ещё увидимся, – Вагнер невольно вздохнула. ‌– Приятного вечера, Джоан, –‍ она развернулась и, стараясь не подавать виду, что ей холодно, зашагала прочь, немного пошатываясь. Её ждали холодная квартира, консервированный тунец с фасолью и пакетированный чай.

Алкоголь — вот наиболее вульгарный и опасный из всех когда-либо изобретенных наркотиков.