Иной раз происходил такой бред, что казался сюрреалистическим выбросом воспаленного мозга, который просто не мог быть на самом деле. Но потом догадывалась, что одни и те же глюки не видят несколько людей одновременно, а значит случившееся никакой не вымысел и не видение, это событие реальной действительности, которое происходило с тобой и с теми, кто находился в тот момент рядом. Подобные случаи в жизни Канарейки случались чаще, чем хотелось бы. С каждым новым инцидентом, мало поддающемся логическому объяснению, Дина чувствовала, что вот-вот и в её голове все закрутится и завертится, как на карусели, и вскоре она уже ничему удивляться не будет. А ещё она всё чаще думала, что пора менять работу.

Из Белль Рив она вышла совершенно разбитой. Нет, внешне это никак не проявлялось — спокойна как обычно, будто повидала и не такое дерьмо, и будто каждый день её ловят на попытке подорвать госбезопасность всей страны. Пожалуй, Дина даже слишком пыталась показать, что всё в норме. На деле же она была совершенно опустошена. Будто внутри прошелся пожар и выжег все, что там ещё оставалось живого.

И вот опять: черт знает что произошло и хрен знает, как к этому относиться. Но жить-то дальше надо, надо двигаться вперед и отодрать себя с колен, пусть даже раны на этих коленях толстой коркой присохли к полу. Опять потребуется переступить через себя и заставить… Надоело.

Иногда хотелось притвориться кем-то другим и исчезнуть для всего мира. Зачем она здесь? Она ведь всё делает не так, а прошлое её ничему не учит. Несмотря на всю напускную серьезность и хладнокровие, где-то глубоко в душе Канарейка так и осталась маленькой девочкой, которая верит в чудо, ждет счастливого финала, а люди в её представлении заслуживают второго шанса. Наивная тупая идиотка!

Начать изменять реальность вокруг себя Дина, как обычно, решила с малого — надравшись в баре неподалеку. Внезапно в компании незнакомых людей, разговаривая на совершенно дурацкие темы, она почувствовала себя легче, чем если бы находилась в компании знакомых — никто не знает, кто она и ничего от нее не ждет, никто не задает неудобных вопросов и не ожидает от нее подвигов во имя пёс бы побрал чего. Рядом с незнакомцами она может побыть обычной — просто женщиной, которая в сомнительных местах ищет романа на одну ночь. И всех это устраивало.

Дина не вспомнила бы, в какой момент вечеринка из бара перекатилась к ней домой. Да и не знает, сколько продлилось веселье. Судя по тому, что память все же отшибло, потусила она от души. Разбудило её такое знакомое чувство вмешательства чего-то надоедливого, которое не отстанет, как ни отгоняй. И поэтому пришлось разлепить в глаза. Первое, что увидела Дина был слепящий свет, д слз яркий. Канарейка поморщилась, потерла пальцами веки с и без того осыпавшейся тушью, несколько раз растерянно моргнула. Протяжно простонала, снова плюхнувшись головой на прежнее место.

— Я пропустила твои звонки? — хриплым из-за пересохшего горла голосом спросила Дина, — Соррян, но я не в состоянии спасать мир.

В голове шумело, будто её оглушил собственный крик. Она накануне ни с кем не спорила и не пыталась побить собственный рекорд по высоте децибелов? Хм, будь так, сейчас её трясла бы не Барбара, а копы. Да и очухалась бы она не здесь, а где-нибудь в обезьяннике. А значит шумы в голове все же от количества выпитого.

На том разговор можно было бы и закончить. Можно было бы, если бы на месте Гордон стоял кто-нибудь другой. Но от лучшей подруги просто так не отделаешься. Да и если не встать, она ведь реально исполнит свою угрозу. А потому Дина собрала имевшиеся силёнки, уперлась руками как будто собралась отжаться и поднялась сначала на колени, а потом и на ноги. Ух-х, потолок тут же начал качаться, а саму её штормило из стороны в сторону. Пройдя мимо зеркала, Канарейка увидела собственное помятое отражение с торчащим дыбом волос на затылке — да плевать, кого тут напугаешь её обликом? Миновала порог, затем резко остановилась и сдала назад, ухватившись за проём. Повернула голову в сторону Барбары.

— Ты что, выломала мою дверь? — нахмурившись, спросила она. Но тут же по-идиотски хихикнула, эта картина показалась Дине крайне забавной. Хрюкнув в нос, она продолжила, — Соседи меня точно возненавидели.

В гостинной творился кавардак. Как хорошая хозяйка (пусть и с похмельным синдромом) Канарейка тут же отыскала какой-то пакет на полу и принялась запихивать в него пустые банки. Пакет наполнился быстро и, проходя к мусоропроводу, Дина столкнулась с вынесенной дверью, заботливо приставленной к прежнему месту. Присвистнула, оглядев деяния рук (и ног) Гордон.

— Да ты просто ниндзя какая-то, — негромко прокомментировала и отставила дверь в сторону.

Из квартиры дальше по коридору выглянуло грозное лицо женщины средних лет.

— Доброе утро, миссис Фулли! — будничным голосом произнесла Дина и махнула рукой в приветственном жесте, в ответ на что получила тираду, какой она херовый жилец и что женщина будет жаловаться. Канарейка смолчала, закончила с мусоропроводом, на обратном пути выставив средний палец, даже не глядя в сторону возмущявшейся.

Ну вот, соседи на месте, срач до потолка, во рту как на помойке — кажется, жизнь не сломалась из-за того, что Дина “выходила” не несколько дней (?). Сколько вообще продолжался её пьяный выход с цыганочкой?

Чайник шипел, готовясь закипеть. Канарейка сидела на стуле, притянув колени к подбородку. Барбара недобрым взглядом прожигала в ней дыру.

— Злишься? — коротко спросила Дина.

Причин злиться у Гордон было предостаточно. За замес, в который Канарейка втянула и её, и Грейсона (а уж за Грейсона БГ убьет), за непроверенные факты, принятые на веру, за ход операции, которая обернулась сплошной большой подставой, где наживкой стали они. Чайник зашумел. Дина отвела от подруги взгляд и принялась искать чистые чашки. Налив кипятка в каждый, она кинула по пакетику и уселась на прежнее место, притянув к себе одну из кружек и размеренно дергая за ярлычок.

— Стыдно за себя, — оборвала Канарейка на полуслове подругу и опустила голову, — Я не помню, как вечеринка перекочевала ко мне и что здесь творилось.

По всей видимости, было шумно, даже слишком. Удивительно, как в квартиру не нагрянул наряд и не разогнал всё веселье к чертовой бабушке. Хотя, судя по тому, что никого не осталось, может так всё и было. А Дина надежно спряталась за барахлом, да там и вырубилась. Она схватилась за голову и оттянула волосы у корней пальцами. Хреново, вот только разборок с полицией и не хватало в её распрекрасной жизни.

Она и хотела бы поделиться с Барбарой, только, как справедливо заметила Гордон, всё это они уже проходили. Но, видимо, кто-то прошел, а кто-то застрял, каждый раз повторяя всё снова и снова, как в зацикленной записи. Ничего нового Канарейка сказать не могла.

— Жопа это, а не цирк, — передернула плечами она.

И насупилась, причвыркивая чай и соображая, как лучше обозначить причину своих действий.

— Ты права, мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что моя жизнь ещё более странная, чем я думала. И всего-то!

Снова уткнулась в кружку, не глядя на Барбару. Заправила выбившуюся прядь за ухо и протяжно вздохнула, после чего облокотилась на стол, чтобы оказаться поближе к Гордон, бегая глазами по сторонам.

— Я запуталась, — негромко произнесла она, будто опасаясь, что кто-то подслушает, — Знаешь, если тогда, в Непале я не знала как реагировать на внезапное появление Лэнса, но там, в лаборатории, когда я увидела, что его голова взорвалась…

Жестами она изобразила полное непонимание.

— А потом появился этот. И я не почувствовала ничего. То есть совершенно ничего, понимаешь? Я знала, что в тот самый момент Курт, который в прошлом был мне дорог, совершенно точно умер. В смысле…

Дина запнулась, почесала затылок и уронила голову. Ей хотелось думать, что она не сошла с ума, но когда пыталась описать произошедшее словами, выходило очень странно.

— Я не видела раньше, как он умирал. А сейчас это произошло на моих глазах. И тот мужчина с его лицом… Я не вижу в нём Курта, это кто-то незнакомый в теле моего мужа. И это странно.

— Странно что? — произнёс посторонний голос, появления которого никто не ожидал.

Дина покосилась за спину и увидела в проходе паренька на вид от силы лет двадцати. На лице Канарейки изобразилось еще большее удивление, когда обнаружилось, что молодой человек вышел в одном только полотенце и, по всей видимости, всё это время находился в ванной комнате. Дина выгнула бровь в молчаливом вопросе.

— Ну как же, детка, не говори, что ты не помнишь моего имени!

Вообще-то Дина не помнила, и информация об этом совершенно ясно читалась в её мимике.

— Но ты же говорила, что я самый клевый парень из всех, кого ты встречала за последнее время… Я Билли!

Паренек явно был расстроен. А Канарейка не смогла сдержать фэйспалма.

— Я была пьяна и не знала, что несу.

В тот момент она готова была провалиться сквозь землю. А еще её живо интересовало, есть ли её “увлечению” 18 лет, потому что только растления малолетних ей в послужном списке и не хватало.

— Послушай, мальчик, — как можно спокойнее старалась говорить она, — Прошу один раз: убирайся отсюда нафиг. Иначе я тебя сама выброшу в окно.

Дина грозно сверкнула глазами, когда услышала вопрос про угощение кофе. Затем стукнулась головой об стол и издала протяжный вой.

— Мне нельзя пить, и моя жизнь дерьмо, а в остальном всё отлично, — оторвалась от поверхности она уже с натянутой улыбкой. И добавила для Барбары, — Не спрашивай.

И все-таки нет, не была Барбара в шкуре Дины, а потому едва ли в полной мере понимала, что творилось у нее в голове. Пример с умершим и воскресшим Грейсоном был плохой ассоциацией: вернулся-то всё тот же Грейсон, а Дина наблюдала неизвестного хрена с горы в теле мужа. И черт бы знал, как к этому относиться. Канарейка хмыкнула на слова подруги и ничего не сказала в ответ. У них разный жизненный опыт, хоть и вместе они прошли, действительно, многое. Для себя Дина решила не грузить подругу и непременно бы сказала об этом, если бы не вмешательство третьего лица.

Понаблюдав, как незнакомый парень наскоро собирает манатки и пытается смыться как можно быстрее (чуть не убившись об дверь на выходе), Канарейка молчала. Ну что, ушел он? Потом виновато поозиралась в сторону Гордон и развела руками по сторонам.

— Я не знаю, откуда это здесь взялось, — она почесала взъерошенную макушку, — Хотя… знаешь, возможно подобные связи выход — ни к кому не привязываешься и в целом плевать, вспомнит ли он о тебе на следующий день. Никаких планов на будущее и никакой ответственности.

Она передернула плечами, оперлась руками об стол, а затем поднялась на ноги.

— По-моему, нормальный вариант. Всяко не хуже того, что творится со мной постоянно. Вот только анализы придется сдавать после каждого такого кавалера.

Канарейка не сразу поняла смысл слов подруги. Что значит: они едут к Гордон? Она что, не видит, в каком Дина состоянии и не опасается, что пассажирка свалится с байка или блеванет, прямо на ходу? Да и зачем куда-то ехать, когда ромашковый чай можно купить в любом магазине, а смотреть слезливые романтические мелодрамы по телеку можно и здесь? Но спорить с Барбарой Канарейка не осмелилась — себе дороже ей возражать, тем более, что Оракул всегда права. И точка. На то она и Оракул.

Состроив рожицу, Дина выпустила из легких воздух, признавая за собой полную капитуляцию.

— У меня дверь сломана, — выставив перед собой ладони в защитном жесте, напомнила она, — Я не хочу, чтобы какой-то урод влез и стырил мою любимую гитару. Она дорога мне как память.

И тут же глаза её округлились от понимания, что во время недавней пати на хате эту гитару уже могли унести. Она бросила куртку на стул и начала носиться по квартире, заглядывая в каждый угол в надежде отыскать музыкальный инструмент, потому что на положенном месте его не оказалось. Канарейка чертыхалась и вспоминала плохими словами и всех своих гостей (ни одного из которых не помнила), и собственную безголовость. Наконец, отыскав гитару под кучей шмотья, Дина обняла ее как родненькую, прижала в груди и поцеловала глянцевую поверхность.

— Вот ты где, любимая моя, — бормотала она. Канарейка прекрасно понимала, что выглядит полнейшей идиоткой, но радость обнаружения была слишком велика.

Барбара ожидала, а заставлять её ждать — тоже не к добру. Наскоро застегнув на себе куртку, внусув ноги в ботинки и отыскав шлем-котелок, Дина перекинула через спину ремень от гитары.

— Она поедет со мной. Пусть выносят, что хотят, но она должна остаться в целости и сохранности.

Отчего-то она была уверена, что Гордон приехала на двух колесах. Будет забавно, если добиралась Барбара на машине или метро, а Канарейка тут уже снарядилась, как заправский байкер, и мысленно приготовилась прокатиться с ветерком.

Хотелось нырнуть с головой в воду, задержаться там на несколько секунд… и вырубиться. Но вместо этого Дина должна была шевелиться, бодриться, пытаясь разобраться с последствиями недавней громкой вечеринки, не упасть еще ниже в глазах Барбары (хотя едва ли это возможно) и придумать, как бы поскорее протрезветь, потому что гудящая голова и плывущая картинка перед глазами — не дело. Шаткой походкой, боясь сшибить любой попавшийся на пути угол, выступ или соседский дверной проем, она вывалилась из жилого дома. Дневной свет слепил. Дина надела круглые солнцезащитные очки, которые помимо основной функции чудно маскировали темные круги, и двинулась вслед за Гордон. Она надеялась, что поездка хоть немного позволит развеяться, но вместо этого всю дорогу приходилось держать себя под контролем, чтобы содержимое желудка не попросилось наружу. Совсем не круто.

Говорят, что дома и стены помогают. Нечто подобное ощутила Канарейка, оказавшись в Часовой башне. Знакомая обстановка, неприметный диванчик, на который можно было упасть и тут же уснуть, запах чего-то сладкого в воздухе — в другое время аромат свежей выпечки ей очень даже нравился, но не теперь, когда всё внутри отозвалось мгновенной реакцией. Дина скорчила гримасу, стараясь прогнать приступ. Да она правда старалась! Выходило не особо, но что требовать от человека, который едва помнил, как его зовут?

Но не успела Канарейка присесть и устало вытянуть перед собой ноги, как перед носом снова возникла Барбара. С видом полнейшего непонимания происходящего Дина посмотрела на подругу. Вздернула и опустила брови, рассеянно взмахнув руками, надеясь, что Барбс пошутила. Но, похоже, настрой был серьезный.

— Я думала, ты собираешься напоить кофе, а не мутузить, — капризно произнесла она и надула губки, — Очень гуманно, знаешь ли, нападать на овоща. Даже если на меня побежит разъяренный бык, едва ли сейчас я его замечу.

На этих словах она думала было приложиться головой о подлокотник, но не тут-то было. Если бы Канарейка стояла на ногах, то в следующий миг беспомощно бы барахталась на спине, как черепаха. Она с ногами запрыгнула на диван, выставив перед собой раскрытые ладони в защитном жесте.

— Ты сумасшедшая! — причитала она. Потом, неловко увернувшись от очередного выпада, перекувыркнулась через спинку и приземлилась за диваном, используя его как щит от Гордон.

— Послушай, я ведь уже говорила, что не в состоянии. Может перенесем сеанс терапии? — не прекращала Дина попыток достучаться до подруги. Она на ногах едва стоит, разве Гордон этого не видит!

Но вместо этого последовала новая атака. Удар пришелся точно по щеке.

— Ну эй! — хотела было возразить Канарейка, но сообразила, что отхватит и левой, если вместо того, чтобы собраться, будет чесать языком.

Выпрыгнув из укрытия, она на ходу начала обматывать руки бинтами, надеясь, что озверевшая Гордон вдруг не выскочит из-за угла и не отправит ее в очередной нокаут. Иногда лучшая тактика — бегство, и в данный момент Дина решила, что это именно такой случай. Но убегать долго все равно не получится: способности трезвой головы во много крат превышают потолок запойного бухача. Надо было что-то придумать и как можно скорее, если она, разумеется, не хотела всю последующую неделю лечить синяки на лице. Пожалуй, лучше будет всё же сбежать. Собрав в кучу глаза и вместе с ними последние силенки, Дина бросилась к выходу на крышу. По пути потребовалось проявить чудеса изобретательности и акробатическую точность, но, оказавшись на улице, она поняла, что тут — в одиночестве, один на один с шумом родного города — Канарейка почувствовала себя на своем месте. Она села верхом на дверцу-люк, чтобы не впустить воинственно настроенную девицу.

— Я не хочу с тобой драться, Барбс, — произнесла Дина, глядя на крышу и похлопав по ней рукой, — С кем угодно, но не с тобой.

Какое-то время она просто молчала, просто разглядывая панораму Старого города.

— Если хочешь, побрынькаю жалобных песенок недавнего сочинения? Нужно мнение незаинтересованного критика, прежде чем предложу их группе.

Она не говорила, что готова лечь и сдаться, положиться на судьбу, и пусть несет по течению. Она не была бы собой, если бы опустила руки. Канарейка — боец. Всё, что она имела в жизни, вырвано в ходе жестокой схватки, в которой Дина иногда проигрывала, а иногда одерживала верх. Она думала, что свыклась со своей участью вечной неудачницы, и уже ничто не способно её удивить, но последние события показали, как сильно Дина заблуждалась. Нет, к качелям, которые составляли её жизнь, нельзя привыкнуть, нельзя предугадать, что ожидает за поворотом и невозможно быть готовой ко всему.

А еще Канарейка видела, что выпустить пар здесь нужно не ей. Она была на редкость спокойна и безучастна к попыткам разозлить. Должно быть, понимала, что злиться на кого-то, кроме нее самой, не имеет смысла. Когда Гордон подостыла и показалась на крыше, Дина обняла её за плечи и молча притянула к себе.

— Брось, не вини себя, — произнесла она, — Твоей вины в произошедшем нет.

В этом нет ничьей вины — Канарейка приняла такую мысль не сразу, но теперь поняла всю её полноту. Ни она, ни Барбара, ни Дик не могли пройти мимо, получив сведения, какие подсунули им. Они были бы кем-то другим, если бы относились к бедам ближних с львиной долей пофигизма. Они герои, черт побери! А это предполагало особый взгляд на мир и сформированное представление о дозволенном и запретном. И фокусы Уоллер были за гранью в представлении каждого из них. На этом и сыграла директор АРГОС.

— Мне жаль, что всё так обернулось, — задумчиво прошептала она и опустила голову, — Если бы я только знала…

Но Дина не знала и не могла знать. При всей своей осторожности во взаимоотношениях с бывшей коллегой, Канарейка всё равно умудрилась попасться на крючок. Нужно просто свыкнуться с мыслью, что эту женщину не переиграть. Однако сложно это сделать, зная, что из-за тебя влипли дорогие люди.

Нет, её поведение — не скорбь по личной жизни (которую Дина давно глубоко закопала и поставила крест, изредка устраивая поминки прошлой наивности и вере в чудеса), события последних дней — попытка принять последствия. И если по отношению к первому аспекту сейчас Канарейка ощущала легкость, будто сбросила с плеч тяжелую ношу, то со вторым пока выходило туго. Станет ли Барбаре спокойнее, если Дина скажет, что не первый год находится под пристальным вниманием Уоллер? Едва ли станет. Выходит, что безголовая подруга взяла и запрягла друзей в свою же упряжку. Паршиво.

— Мои песни — слезливое дерьмо, — усмехнулась Канарейка, — Но публике нравятся романтические баллады. Пойдем отсюда.

Она встала на ноги и протянула руку Гордон. Можно найти множество занятий более приятных, чем мордобой. Попить какао с зефирками, например, или поиграть в твистер. Если позвать Грейсона, он точно обыграет всех. А к вечеру, если кулаки все ещё будут чесаться, можно отыскать, кому начистить физиономию. Готэм же, тут всегда что-то происходит.

Она привыкла, что её проблемы — это только её проблемы. Дина уже втянула своих друзей в проблемы рабочие, и чем это закончилось? Ничего хорошего, их всех дружно поводили за нос и под финал приперли к стенке. Стало только хуже. И к тому же, неприятности появились теперь и у них. И если раньше Уоллер была головной болью только Канарейки, то теперь цепкие пальчики директора АРГОС добрались и до Барбары, и до Дика. Спрашивается, после всего этого какие выводы должна была сделать Дина? Она и сделала — те, что напрашиваются сами собой, оградиться и постараться мелькать на радарах знакомых как можно реже, ведь каждое её появление само по себе не к добру.

А еще она заметила и всё сильнее углубилась в мысли, что причиняет несчастья всем, с кем сближается. Ненамеренно, конечно. У нее были подобные заскоки и раньше, но, казалось, этот этап пройден, жизнь начинала налаживаться… и вот снова Дина села в лужу. Она ходила по кругу и из раза в раз набивала новые шишки на старых местах. Как она могла привлечь к своему ненормальному существованию еще кого-то? У Барбары своих забот хватает, но, на секундочку, ни одна из них не была перекинута на Канарейку или доставила ей неприятности (поджог квартиры не в счет).

— Именно потому, что ты семья, я не хочу учинять тебе новые неприятности, — прищурившись, она бросила на Гордон мимолетный взгляд, — Вам и так из-за меня досталось.

Дина могла бы сказать, что ей не требуется попечение, она отдает отчет своим действиям и знает, когда нужно остановиться. Но, вспоминая события утра, выходило, что это не так. Кто знает, что могло произойти в то время, когда она себя не контролировала. Прав был Бэтмен, она опасна и неуравновешенна. Таким как она нельзя доверять и нельзя полагаться. Что ж…

Вернувшись обратно в стены башни, Дина продолжала чувствовать недосказанность. Она понимала недовольство Барбары. На её месте Канарейка вела бы себя точно также. Но они были разными и то, что хорошо действовало на одну, оставалось неприемлемым для подъема другой.

От вида и запаха еды по-прежнему воротило, хоть живот и ныл от голода. В другое время Дина могла бы слопать хоть все ведро мороженого, а после отправиться бить грушу в зал. Но не сегодня. Она плюхнулась на диван, положив на колени подушку и обняв её так, словно то была мягкая игрушка.

— Я не прочь глянуть комедию. Что-нибудь в духе “Астерикса и Обеликса”, — драмы и страданий в последнее время всем им хватило с лихвой.

Жизнь продолжается. Именно с такой мыслью Дина вливала в себя ромашковый чай и чувствовала, как постепенно промываются мозги. Головная боль никуда не уходила, она раздражала и не давала сосредоточиться, но после веселых гуляний рассчитывать на другое и не приходится. Размеренно она перебирала деревянными пальцами струны, стараясь на ходу подобрать аккорды к стихам, которые были в голове.

Открой глаза и посмотри.
Вокруг обман, кругом мираж.

Ты хотела быть обычной,
Но крылья даны, чтобы летать.
Взмывала ввысь,

К солнцу близко непривычно,
Но солнце хотело сожрать.
Молись.

Падешь в ущелье. В пыли горчичной
Жженые перья о небе будут напоминать.
Очнись.

Это и есть твоя жизнь.

Канарейка отложила гитару в сторону. Хреновые стихи. И пение тоже. Глупо ждать в свете недавних событий особой голосистости. Исполнение ее было похоже скорее на скрежет наждачки. 

— Знаешь, Барбс, — спохватилась Дина, не глядя на подругу, — Должна тебе сказать. Я возвращаюсь в Сиэтл. У меня новое назначение, и сколько это продлится, я не знаю. Возможно, сегодня мы видимся посдений раз до отъезда.